Когда же Петр возвестил об этом графу утром, епископы Оранжа и Барры собрали народ, и мы сообщили им о том, что уже было предначертано. Все верные, ведомые великой надеждой на овладение городом, раздали самую щедрую милостыню и начали молиться Всемогущему Богу о том, чтобы он освободил Свой бедный народ во имя Свое. После этого были быстро построены лестницы, возведена деревянная осадная башня, и на закате дня началась битва. Защитники города бросали камни с помощью метательных орудий, сбрасывали бревна, метали копья и греческий огонь, забрасывали нападавших ульями, полными пчел, и лили известь на наших людей, которые вели подкоп под стену, но Божьим попущением почти ни один наш воин не был ранен или пострадал. Сражение продолжалось от восхода до заката, не останавливаясь ни на миг, и все же было сомнение в победе. Наконец едиными устами все возопили к Богу, моля Его быть более благосклонным к Своим людям и выполнить обещания Своих апостолов. Бог услышал нас и отдал нам город по слову апостолов. Готфрид де Латур первым взобрался на стену, за ним последовали многие и захватили стену и некоторые городские башни. Опустилась ночь и прервала битву. Сарацины все еще удерживали несколько башен и часть города. По этой причине воины, не надеясь, что сарацины сдадутся даже утром, держали охрану вокруг города, чтобы никто не сбежал. Но те, кому жизнь была не особенно дорога, те, кто смирил себя длительным постом и уже не думал о себе, не боялись сражаться с сарацинами среди ночных теней. И таким образом, бедняки захватили и добычу, и городские дома. Когда настало утро, воины вошли в город и нашли не так много ценных вещей, что они могли бы взять себе. Сарацины же спрятались в подземных пещерах и почти не появлялись. Когда наши люди забрали все, что только смогли найти на поверхности земли, то, полагая, что какая-то часть добычи осталась у сарацин, они запустили огонь и серный дым в пещеры. И, не найдя там ожидаемой ими богатой добычи, они запытали до смерти тех сарацин, которые попались им в руки. Случилось также так, что, когда воины проводили сарацин по городу, чтобы они указали то место, где они держат свое богатство, сарацины вели их к цистернам, а затем бросались в них, предпочитая умереть, но не сказать, где они хранят свою собственность. Убиты были все, и тела их выбросили в болота, окружавшие город, и за стены города. И таким образом, добычи было собрано не так много.

Тем временем вспыхнул спор между людьми Боэмунда и людьми графа по той причине, что, хотя воины Боэмунда не принимали большого участия в осаде, им отошла большая часть башен, домов и пленных. Бог явил чудо при взятии Маарры. До того, как она была взята, но не сразу, несмотря на то что мы передали народу сказанное апостолами Петром и Андреем, Боэмунд и его люди смеялись над нами. И это притом, что они не сражались вместе с нами. И так как им досталась большая часть добычи, граф и его соратники считали подобное несправедливым. В итоге начались раздоры между самими вождями, потому что граф желал передать город епископу Барры, а Боэмунд не хотел отдавать башни, которые он захватил, говоря: «До тех пор, пока граф не отдаст мне башни Антиохии, я не соглашусь с ним ни в чем».

Тем временем воины и народ начали задавать вопросы о [дальнейшем] походе, когда же наконец князья соизволят начать его. Хотя поход начался уже много времени назад, нам казалось, что именно теперь его начало, ведь он так и не был закончен. Боэмунд сказал, что отложит его до Пасхи, а тогда было еще только Рождество. Многие уже отчаивались, потому что в войске было мало лошадей, а герцог отсутствовал, а многие рыцари ушли к Балдуину в Эдессу. Но все же многие вернулись. Наконец епископ Альбары и несколько дворян встретились с бедняками и призвали графа. Когда епископ закончил молитву, рыцари и весь народ преклонили колени перед графом. Со многими слезами они молили того, кому Господь вручил Копье, стать их вождем и возглавить войско. Все говорили, что он наиболее достоин Копья Спасителя по причине того, что если другие князья не удостоились этого дара, то он, имеющий благословение от Господа, не побоится отправиться в поход вместе с народом. В противном же случае пусть он отдаст Копье народу, и народ пойдет в Иерусалим, и вождем ему будет Сам Бог. Однако граф колебался из-за отсутствия других князей, опасаясь, что, если он назначит по своей воле день выступления, они не пойдут за ним из чувства зависти. К чему говорить больше! Граф, тронутый слезами бедняков, сказал, что на пятый или шестой день начнется поход, и приказал известить об этом всех, а после этого вернулся в Антиохию.

Граф и епископ искали возможности удержать город и решали, кого и сколько воинов они должны оставить в гарнизоне. Тем временем граф призвал герцога Лотарингского и других, которые отсутствовали в Маарре, собраться в одном месте и обсудить подготовку похода. И они собрались в Русе, расположенной на полпути между Антиохией и Мааррой. Состоялся краткий совет, однако князья не пришли к согласию и всячески пытались найти причину, по которой они не могли отправиться в поход, и их поддержали многие. Тем не менее граф обещал дать герцогу 10 тысяч солидов, такую же сумму – [герцогу] Роберту Нормандскому, 6 тысяч – графу Фландрскому, 5 тысяч – Танкреду и соответствующие суммы другим князьям.

Во время этих событий, когда бедным людям, пребывавшим в Маарре, стало известно о том, что граф намерен оставить много рыцарей и пеших воинов в Маарре для несения гарнизонной службы, то они стали говорить друг другу: «О, эти споры из-за Антиохии и Маарры! В любом месте, который Бог отдаст нам, наступит ли согласие среди князей и Богу не должно будет вмешиваться? Определенно не должно быть споров из-за этого города. Грядите и разрушьте его стены, и мир воцарится среди князей, и это поможет графу, иначе он проиграет».

После этого [даже] больные и немощные поднялись со своего одра и, вооружившись дубинами, подошли к стенам. И те, кто не осмеливались разрушать стены днем, намеревались делать это ночью. И не было ни одного слабого или недужного, который не стремился бы снести стены, несмотря на то что епископ Альбары и приближенные графа не разрешали этого делать ни в коем случае.

Тем временем в войске разразился такой голод, что люди поедали разлагавшиеся тела сарацин, что были выброшены в болото близ города едва ли не больше двух недель назад. Эти события напугали многих, и не только наших людей. По этой причине очень многие повернули назад, не надеясь на успех похода без помощи франков. Но сарацины и турки говорили противное: «И кто может оказать сопротивление этим людям, столь упорным и жестоким, которых в течение года не смог заставить снять осаду Антиохии ни голод, ни меч, ни другие опасности и которые теперь питаются человеческой плотью?» Как утверждали язычники, такой жестокий образ действия вполне присущ нам. Ибо Бог внушил всем людям страх перед нами, но нам об этом неведомо. Граф, тем временем вернувшись после совета из Маарры, был страшно разгневан, когда узнал о намерении народа разрушить стену. Но когда ему объяснили, что ни епископ, ни князья не могли заставить людей, прибегая к угрозам или даже применяя силу, отказаться от разрушения стен, он понял, что это был знак свыше, и приказал разрушить основание стены. Голод же становился день ото дня сильнее. И когда уже приблизился намеченный день выступления в поход, мы повелели людям обильно раздавать милостыню во имя Божье и возносить молитвы о начале похода. Но когда граф увидел, что никто из знатных князей не пришел к нему, и обнаружил, что почти все его воины рассеялись, он приказал направиться во внутренние области Испании[73] на поиски продовольствия и сказал, что он со своими рыцарями будет двигаться впереди. Но это не понравилось некоторым его ближайшим соратникам. Они сказали так: «В войске едва ли найдется триста конных воинов, да и остальных воинов не так много, и как это так, что лишь часть войска отправится в поход, а другие останутся здесь в разрушенном городе, не имеющем укреплений?» И они долго говорили об удивительном непостоянстве графа.