количества бывших членов различных контрреволюционных националистических партий, бывших полицейских, жандармов, помещиков, фабрикантов, крупных чиновников бывшего государственного аппарата Литвы, Латвии и Эстонии и других лиц, ведущих подрывную антисоветскую работу и используемых иностранными разведками в шпионских целях»[593].

Иными словам, как заметил посол Великобритании в СССР Криппс, «они [советское руководство] не хотели, чтобы их пограничные районы были заселены пятой колонной и людьми, подозрительными в смысле враждебности к советскому режиму»[594].

Имелись ли у Кремля основания для опасений? С высоты сегодняшнего дня мы можем ответить на этот вопрос вполне определенно. Да, такие основания имелись и были более чем серьезными. В ожидании нападения Германии на Советский Союз прибалтийские националисты устанавливали связи с германской разведкой и готовились к вооруженным выступлениям в тылу советских войск. «Политические эмигранты, бежавшие в свое время из Прибалтики в Германию, приложили немало усилий для организации и согласования действий групп сопротивления в этих странах, — отмечает в этой связи один из американских исследователей. — И конечно, без прямого одобрения и поддержки со стороны немцев эти силы вряд ли сумели бы даже начать подобные выступления. А немцы были заинтересованы в том, чтобы в день их нападения на СССР восстание за линией фронта разгорелось бы как можно шире и ярче»[595].

О масштабности приготовлений прибалтийских националистов к диверсионной борьбе можно судить по докладу, отправленному в мае 1941 г. в Берлин восточнопрусским отделением «Абвера II»: «Восстания в странах Прибалтики подготовлены, и на них можно надежно положиться. Подпольное повстанческое движение в своем развитии прогрессирует настолько, что доставляет известные трудности удержать его участников от преждевременных акций. Им направлено распоряжение начать действия только тогда, когда немецкие войска, продвигаясь вперед, приблизятся к соответствующей местности с тем, чтобы русские войска не могли участников восстания обезвредить»[596].

О заблаговременной подготовке эстонских националистов к войне свидетельствует то, что уже 22 июня 1941 г. ими было совершено вооруженное нападение на солдат Красной Армии, в ходе которого один красноармеец был убит и пятеро ранены[597].

Советские спецслужбы разгромить связанное с нацистскими спецслужбами подполье не смогли. Конечно, отдельные успехи были — так, например, незадолго до начала войны была пресечена деятельность т. н. «Комитета спасения Эстонии». У арестованных участников «Комитета» было изъято множество оружия, радиоаппаратура и шифры, использовавшиеся для поддержания связи с немецкой и финской разведками[598]. Однако этого было недостаточно — и тогда в Кремле было принято решение о депортации[599].

Это решение можно (и должно) назвать жестким. «Необоснованным» его назвать нельзя, учитывая, что в первые же дни после нападения Германии на СССР на территории Эстонии в тылу Красной Армии начали действовать десятки групп «лесных братьев», устанавливавшие связи с немецкими войсками[600].

2.9. Готовилась ли вторая депортация?

В официальной эстонской историографии встречаются утверждения, что депортация 14 июня 1941 г. была лишь первой из запланированных советским руководством. «На июль месяц была запланирована новая акция по депортации, но в связи с начавшейся войной между Германией и Советским Союзом провести депортацию успели только на западных островах Эстонии», — пишут авторы «Обзора»[601]. С ними солидарен Март Лаар. «В то время, когда первые эшелоны с репрессированными прибывали в пункты назначения, в Эстонии уже готовилась следующая волна репрессий, — пишет Лаар. — Однако этому помешало нападение Германии на Советский Союз. В результате быстрого продвижения фронта по территории СССР, вторую депортацию в первые дни июля успели провести только на о-ве Сааремаа»[602].

Подобные заявления, однако, не подкреплены документальными свидетельствами. Российскими историками исследован комплекс документов, касающихся депортаций июня 1941 г. В документах нет даже упоминаний о возможности проведения повторных депортаций. С точки зрения логики проведение двух депортационных акций с перерывом в несколько недель выглядит совершенно абсурдно.

Что же касается упоминаемой М. Лааром и авторами «Обзора» июльской депортации с о-ва Сааремаа, то эта акция проводилась в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР «О военном положении» от 22 июня 1941 г. Согласно этому документу, военные власти получали право принимать решение о выселении в административном порядке с территорий, объявленных на военном положении, лиц, признанных социально опасными[603]. Указ Президиума Верховного Совета был принят в связи с началом войны и никакого отношения к довоенным депортационным акциями не имел[604].

«Вторая депортация» — всего лишь миф, по всей видимости восходящий к нацистской пропаганде[605].

2.10. Выводы

Описание июньской депортации 1941 г. в официальной эстонской историографии содержит множество искажений и ложных утверждений. Не соответствуют действительности утверждения о том, что количество депортированных составило более 10 тысяч человек, что под угрозой депортации находилась значительная часть граждан Эстонии, что депортация сопровождалась расстрелами и массовой гибелью депортируемых во время перевозки. Не соответствуют действительности и приводимые в официальной историографии данные о числе депортированных, умерших в период с 1941-го по 1956 г.

На самом деле в ходе июньской депортации из Эстонии было выслано 9156 человек (из намеченных 9596), 3178 из которых были арестованы и отправлены в лагеря, а 5978 — на поселения в отдаленные районы СССР. Общая смертность среди этих людей была существенно ниже утвердившихся в эстонской историографии оценок, однако достаточно высокой. В общей сложности за 15 лет (с 1941-го по 1956 г.) умерло около 2 тысяч заключенных. Точными данными о смертности среди ссыльных за этот период мы, к сожалению, не располагаем, однако, по всей видимости, число умерших не превышало 2 тысяч. Следует еще раз отметить, что столь высокая смертность обуславливалась не планами Кремля, а лишениями военных лет. Вне всякого сомнения, депортация была достаточно жесткой репрессивной акцией, в результате которой пострадали и невинные люди; однако «геноцидом» депортацию 1941 г. назвать нет никаких оснований.

Необходимо также учитывать, что июньская депортация из Прибалтики была для Кремля вынужденной мерой, обусловленной приближением войны и деятельностью сотрудничавшего с абвером националистического подполья.

Глава З