Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Люк! — послышался слабый шепот.
Он почувствовал, будто тугой узел развязался у него в груди, и поспешил к двери, чтобы помочь ей войти.
Все его страхи вмиг улетучились: она не только его поняла, но и рискнула всем, чтобы увидеть. А что касается записки, она наверняка просто побоялась ее взять. Одетая только в ночную сорочку и закутанная в шаль, она протиснулась сквозь узкую щель в двери и плотно закрыла ее за собой. Когда она спускалась по ступенькам, Люк подхватил ее за талию, поднял и крепко поцеловал.
Ну вот, сказал он себе, он и наступил, этот момент. Наконец‑то. Момент, когда он почувствовал себя любимым и в полной безопасности.
— О, Люк, — снова прошептала она между жаркими поцелуями, которыми он осыпал ее губы, глаза, нос, щеки.
— Ты пришла, — выдохнул он.
— А ты сомневался? — нежно сказала она, касаясь его губ. — Все это время я не могла думать ни о чем другом, кроме встречи с тобой. Холси шантажом вынудил меня дать согласие на его предложение: сказал, что жестоко разделается с тобой, если я откажусь.
Люк мгновенно заледенел.
— Значит, он знает о нас?
Дженис печально кивнула:
— За мной наблюдали, а потом он сам подстерег меня, когда я возвращалась к себе.
Осознание того, что подверг Дженис опасности, больно поразило Люка. Он нежно обнял ее за плечи.
— И как он себя вел? Не пытался причинить тебе вред? Если что, я его…
— Нет‑нет. Я могу о себе позаботиться! — решительно перебила его девушка. — Но вынуждена признаться, похоже, я не способна из этого выпутаться. Мои родители и кое‑кто из членов семьи прибывают сегодня днем, чтобы сначала поближе познакомиться с герцогом, а затем благословить наш союз.
— В таком случае ты должна сказать «нет», — заявил Люк. — При отце и братьях тебе не страшен гнев Холси. Скажи родителям правду: он тебя принуждает к этому браку.
— Нет. — Дженис покачала головой и, невесело улыбнувшись, отбросила непокорную прядь с его лба. — Я не могу подвергнуть тебя риску.
Люк приподнял ей подбородок и, заглянув в глаза, сказал:
— Мне не страшны ничьи угрозы. С одиннадцати лет я привык сам заботиться о себе, поэтому ни увольнение, ни другие способы наказания меня не пугают.
Дженис рассмеялась:
— И твой нос очевидное тому подтверждение.
В ответ Люк крепче прижал ее к себе и, снова завладев губами, чуть приподнял ночную рубашку и легко пробежался пальцами по ноге.
Дженис, ни секунды не сомневаясь в его намерениях, оправила одежду.
— Вынуждена воззвать к твоему здравому смыслу. Он герцог, а значит, может сделать все, что захочет: арестовать тебя по ложному обвинению, депортировать из страны, даже убить. И все это сойдет ему с рук.
— Этого никогда не случится. — Он попытался обнадежить ее более убедительным способом: погладить плечи, коснуться груди, ощутить губами вкус ее кожи. — Постарайся хотя бы сегодня считать себя свободной.
— Нет, это невозможно, — возразила она.
— Да, — решительно заявил он. — Возвращайся с родителями в Лондон. С Холси ты никогда не будешь счастлива.
— Это меня волнует меньше всего. Я хочу только, чтобы ты был в безопасности.
— Но ведь я тоже могу уехать отсюда. И забыть все, что связано с герцогом Холси, как кошмарный сон.
Дженис уперлась кулачками ему в грудь, глаза ее наполнились болью.
— Ты так легко говоришь о моем отъезде?
— Ты прекрасно знаешь, что это единственный выход, хоть я и не представляю, как с тобой расстанусь.
— Ну что ж, значит, я останусь здесь. И можешь говорить что угодно. Я не могу подвергать тебя риску. А кроме того, как ты себе представляешь мою жизнь в Лондоне, если я не буду знать, что происходит с тобой. — Голос ее прервался, и она опустилась на колени. В глазах ее блестели непролитые слезы.
Пропади все пропадом! Ему нестерпимо было видеть ее в таком состоянии. И все по его вине. Он опустился на колени рядом с ней, взял за руки и мягко повторил:
— Ты должна уехать. Ты не можешь выйти замуж за герцога: он тебя погубит.
Она едва не задыхалась.
— Какая разница, где жить: в Лондоне или здесь, — если без тебя? Какое это имеет значение?
Она закрыла глаза, и из‑под ее ресниц выкатилась единственная слезинка. Он смахнул ее подушечкой большого пальца.
Сердце его обливалось кровью, когда он хрипло произнес:
— У тебя есть шанс найти свое счастье в Лондоне, так что уезжай.
Так будет лучше: для нее, не для него, — и он должен был это сказать.
— Ты ошибаешься. — В глазах ее горел упрямый огонь. — Я нигде не буду счастлива без тебя. Уж лучше я останусь здесь и выйду замуж за герцога. По крайней мере он дал мне слово, что не станет тебя преследовать. Это послужит мне утешением.
— Ему ни в чем нельзя верить, — вздохнул Люк.
Дженис покачала головой:
— Зачем все усложнять? Разве ты сможешь без меня?
Она подняла на него взгляд из‑под длинных влажных ресниц.
— Будешь ли ты скучать по мне, Люк Каллахан?
Будь он проклят за то, что открыл слишком много! Ей не станет легче, если она узнает, что он будет не просто скучать, а страдать.
Наступило продолжительное молчание, пока он раздумывал, что ей сказать. Заглянув в ее глаза, Люк увидел там всю свою надежду на счастье. Когда она уедет, эта надежда превратится в прах.
Как бы ему хотелось, чтобы она вообще никогда не пробуждала в нем этих чувств!
— Ты боишься признаться в этом, не правда ли? — Голос ее звучал почти торжествующе. — Но уже слишком поздно. Ты этого не сказал, но тоска в твоих глазах красноречивее слов говорит, что тебе без меня не будет жизни. Ты просто пытаешься меня защитить.
Он сердито посмотрел на нее. У него больше ничего не осталось, ни одного аргумента. Она забрала все. И вот его жизнь оказалась в ее руках. И внезапно его охватил гнев.
— Все было в порядке, пока не появилась ты! Ты разрушила все мои представления о том, как жить. — Стена, которой он окружил себя, обрушилась, превратившись в обломки, которые теперь лежали у его ног. — Ты думаешь, я смогу жить, зная, что ты отдалась подлецу?
— Тебе и не придется. — Она схватила его за руку. — Ты не рассматривал другую возможность. Я убегу вместе с тобой. Меня не волнует мой титул и состояние. Мне безразлично, что ты грум, а я леди. Давай убежим. Прямо сейчас. Я люблю тебя. И хоть ты не сказал этого прямо, я знаю, что тоже любишь меня.
Он отстранился от нее.
— Это безумие. — Она озвучила самую нелепую идею из всех, что ему когда‑либо доводилось слышать. И его возмутило, что она так легко и свободно играет со своей жизнью.