— Ничего подобного, — возразила Дженис. — Это сплошная мука. По крайней мере для меня. Я сильно сомневаюсь, что мистер Каллахан вообще помнит обо мне.

— О чем вы говорите? Он каждую ночь выставляет фонарь в окно. Разве это не доказательство, что он думает о вас?

— Да, верно, — согласилась Дженис. — Но вполне возможно, он просто развлекается. Может, ждет, что я прибегу в конюшню, а он скажет, что всего лишь дурачил меня, и отошлет прочь. Это было бы так унизительно.

Изобел внезапно остановилась:

— Леди Дженис! Вы не должны вспоминать свой горький опыт с Финнианом Латтимором.

Изобел была в курсе той части истории, что касалась Дженис.

— Мистер Каллахан совершенно не похож на Финниана Латтимора. Он сильный, спокойный и искренний. Если бы ему не было до вас дела, он не выставлял бы этот фонарь. Не думаю, что он способен на столь жестокие игры.

— Да, ты права. — Теперь остановилась Дженис, и Эсмеральда навострила уши, глядя на нее. Девушка наклонилась, чтобы потрепать ее лохматую голову. — Но вся правда в том, моя дорогая Иззи, что это я с ним играла: я не могу быть с грумом. Мы обе это знаем.

Служанка заметно приуныла, и Дженис взяла ее за руки.

— Это вовсе не то, что наша с тобой дружба. Ведь леди и ее служанка так много времени проводят вместе, что крепкая привязанность друг к другу для них вполне естественна.

Изобел счастливо улыбнулась.

Дженис улыбнулась ей в ответ:

— Да, мы более близки с тобой, чем некоторые из моих подруг со своими служанками. Но кому это известно? А если кто‑то узнает и выскажет неодобрение, я посоветую им не совать нос в чужие дела. Но я не могу встречаться с мужчиной, который значительно ниже меня по положению. Так не принято. И исключительно из практических соображений — состояние и титул. Все будут думать, что он охотится за этим. И как тебе хорошо известно, я хочу выйти замуж по любви. Если уж вообще выходить…

— Я слышала истории, как благородные леди сбегали со своими лакеями, — заметила Изобел.

— Это вызвало бы грандиозный скандал, а я не хочу покрывать позором свою семью. — Дженис невесело рассмеялась: — Да и как продолжать наш пылкий роман, если герцог следит за каждым моим шагом?

Они подошли к углу дома, к той его стороне, что была обращена к конюшням, и Дженис мгновенно горько пожалела об этом, потому что через одну из массивных арочных дверей вышел не кто иной, как сам мистер Каллахан — Люк.

Эсмеральда насторожила уши.

— Нет! — воскликнула Дженис.

Но было уже слишком поздно: собака бросилась вперед как пуля, поскольку знала этого грума. О да, знала прекрасно.

— Пойдем, Иззи. — Дженис подтолкнула служанку в сторону кухни.

— Но Эсмеральда?!

— Она сама найдет дорогу домой, или кто‑нибудь приведет ее назад. Нас не должны видеть с мистером Каллаханом.

— Ох, как же меня это бесит! — воскликнула Изобел.

— Все идет так, как должно быть.

В доме они как раз проходили по коридору, направляясь к парадному холлу, чтобы подняться наверх, когда неожиданно наткнулись на герцога Холси, который открывал дверь в библиотеку.

— А вот и вы. — Он всегда смотрел на Дженис так, словно он один знал, что она скверная девчонка, в то время как больше никто этого не замечал.

— Привет, Холси. — Ей вовсе не хотелось проявлять любезность, но ничего не поделаешь: это ее будущий муж.

Чтобы придать себе уверенности, Дженис надела на прогулку свое лучшее платье — из белого муслина с вишнево‑красной отделкой.

— Вы сегодня прекрасно выглядите, — медленно проговорил герцог, окинув ее оценивающим взглядом. — Я с нетерпением жду момента, когда смогу заказывать для вас туалеты из самого Парижа.

Дженис не понравились собственнические интонации в его голосе, и она позволила себе возразить:

— Благодарю вас, но я уверена, вам известно, что моя мать, до того как стать маркизой, была портнихой. Скорее всего она сама захочет подобрать мне приданое.

— В самом деле? В таком случае надеюсь, она привыкла учитывать требования мужчин. Я настаиваю, чтобы при выборе любого туалета непременно советовались со мной. В особенности это касается бальных платьев. Вы должны затмевать всех остальных женщин.

Дженис заметила похотливый блеск в его глазах, и ей едва не сделалось дурно, но, сумев справиться с эмоциями, она спокойно ответила:

— Я уверена, мама с радостью прислушается к вашему мнению. А теперь, если не возражаете, я хотела бы подняться к себе и немного отдохнуть.

— Разумеется. Но у меня для вас записка. — Он вытащил из кармана сюртука сложенный квадратом листок бумаги. — Один из младших конюхов принес ее прошлым вечером кухарке, а та должна была передать вашей служанке, но мне удалось перехватить.

Его слова привели Дженис в замешательство, и еле слышно она переспросила:

— Записка?

Он вроде бы собрался передать листок ей — она уже подалась вперед, намереваясь его схватить, — но вдруг отдернул руку и рассмеялся, как шкодливый школьник.

Дженис постаралась не показать, как разочарована. Она не станет участвовать в его играх. Жизнь ее научила, что безразличие — лучший выход в подобных ситуациях.

— Я только пошутил, миледи. — Он смилостивился и передал ей сложенный клочок бумаги. — Вы должны это знать.

Ее сердце бешено забилось, когда она увидела свое имя, написанное знакомым почерком. Записка была от Люка, и она немедленно вернула ее герцогу:

— Я не намерена это читать!

Дженис обошла его, намереваясь уйти, но Холси язвительно спросил:

— Вы уверены?

Ее лицо вспыхнуло, но все же через плечо она крикнула:

— Да, совершенно уверена!

Она слышала, как он засмеялся и захлопнул за собой дверь библиотеки.

Что было в той записке? Ей до смерти хотелось это знать. И читал ли ее Холси? Несомненно. Вероятно, к тому же злорадствовал.

Дженис была так расстроена, что не заметила дворецкого, открывавшего парадную дверь.

В дверях стоял Люк с Эсмеральдой на руках.

«Силы небесные!» От его близости Дженис застыла как изваяние, так что Изобел даже налетела на нее сзади.

— Что вы себе позволяете? С каких это пор слуги пользуются парадным входом? — проворчал дворецкий.

«Люк».

Сердце Дженис едва не разорвалось от тоски по нему.

— Спросите собаку, — усмехнулся грум, но смотрел на Дженис. — Она скреблась в эту дверь, вот я и постучал. Было бы глупо хватать ее в охапку и обходить весь дом кругом.