* * *

Панков проснулся через полтора часа. Было тихо и темно. Пока он спал, кто-то вошел в комнату и опустил на окна светонепроницаемые жалюзи. Бронированные двойные стекла отрезали звук с площади, а превосходная звукоизоляция – изнутри.

Панков лежал некоторое время и следил, как по потолку ползет одинокий луч света, пробившийся поверх жалюзи. Он включил телевизор и как раз поймал новости по Первому каналу. В новостях показали репортаж о встрече президента России с премьером Республики Мозамбик. Нашлось место и для Кавказа. В Карачаево-Черкесии случился исключительный урожай зерновых, и корреспондент показал счастливых комбайнеров, озабоченных проблемами сбыта зерна.

Панков выключил звук и понял, что голоден. В углу комнаты отдыха оказался роскошный бар, но в нем не было ничего, кроме спиртного. Водки Панков не стал пить, хотя очень хотелось. Не хватало ему сейчас только напиться на голодный желудок в стельку.

Можно было постучаться и попросить поесть, но унижаться лишний раз не хотелось. Панков захлопнул дверцу бара и заметил, что руки у него дрожат. «Все-таки ты не в подвале у Арзо», – напомнил он себе.

Он переключил телевизор, и на этот раз CNN показало репортаж из Северной Аварии. Панков увидел Ниязбека в обнимку с бронзовой статуей и услышал свой собственный синхрон о том, что он остается в здании. Последней показали толпу в кольце БТРов. Видимо, репортаж повторяли каждый час.

Панкову было очень страшно. Все последние месяцы он постепенно привыкал к Кавказу. Из странных людей, которые молятся Аллаху и по ночам режут горло русским, горцы превратились в его друзей, веселых, дружелюбных, потчевавших его хинкалом и мясом, они смеялись вместе над одними и теми же шутками, они сидели за одним и тем же столом. Вдруг выяснилось, что хладнокровный киллер Хизри превосходно умеет жарить шашлыки, похититель австрийского коммерсанта Джаватхан Аскеров оказался добродушным покладистым парнем, души не чаявшим в своей русской жене и трех малышах. И даже чемпион мира по ушу-саньда Магомедсалих Салимханов, который на глазах Панкова стрелял в человека из «беретты», оказался вполне славным человеком и любителем шахмат.

В одно мгновение все перевернулось обратно. Из старых знакомых эти люди снова стали черноволосыми мусульманами, и Панков понимал, что и добродушный Джаватхан, и улыбчивый Хизри перережут ему горло с той же легкостью, что и Ваха Арсаев – или, если на то пошло, сам Ниязбек.

Он больше не был другом – он был русским, а русские предали их.

Интересно, если он сейчас постучится и захочет уйти – его выпустят? Или втолкнут обратно, ударив прикладом автомата?

Паника овладевала Панковым слишком быстро. Когда он вызвался остаться в здании, он забыл, что уже однажды он был заложником. Три дня в подвале Арзо кончились тяжелейшим неврозом, психиатрической клиникой и кокаином. Врачи вычистили из него воспоминания, как сантехник чистит забитую фановую трубу, и Панков считал, что он все забыл, но сейчас пережитый девять лет назад ужас снова хлынул в душу, затапливая рассудок и добираясь до мельчайших уголков мозга.

Панкова заколотило. В какой-то момент он обнаружил, что сидит в углу, между диваном и баром, и сосет большой палец. Он вскочил и зашарил по комнате в поисках выключателя. Выключателя не было, только по потолку метались сполохи от телевизора. Панков бросился к окну. Рама была стальной, стекло – бронированным. За стеклом шел – оконный проем шириной в метр, а внутри проема – черные жалюзи, отсекавшие Панкова от дневного света и от толпы на площади. «А ведь им ничего не стоит заявить, что меня убили, и начать штурм», – мелькнула паническая мысль в голове, и рефреном ей откликнулась другая: «И этим ничего не стоит меня убить».

Панков вцепился в раму и затряс ее, словно хотел крикнуть: «Я здесь! Я живой!»

Мягко щелкнул выключатель, и комнату залил электрический свет. Панков оглянулся. В проеме двери стоял Хизри, и в руках у него был поднос с едой.

– Мы подумали, что ты проголодался, – сказал Хизри.

Панков приходил в себя несколько мгновений. С ресницы сорвалась капля пота и поползла куда-то к носу.

– Да, – сказал Панков, – уже и не помню, когда ел.

Хизри поставил поднос на стол. Там оказался хлеб, белый пористый сыр, зелень и мясо. Панков завернул сыр в теплую, чуть непропекшуюся лепешку и стал есть, стараясь не заглатывать куски целиком. Хизри снял с подноса здоровенный медный чайник и налил ему в стакан кипятка.

Панков ожидал, что Хизри уйдет, но хромец вместо этого взял в баре второй стакан и налил кипятка и себе. Потом сел в кожаное кресло – Хизри вообще любил удобно сидеть.

– Что ты там сказал насчет «Авартрансфлота»? – вдруг спросил Хизри.

Панков от неожиданности чуть не подавился лепешкой. Потом осторожно сглотнул, опустил в кипяток пакетик с чаем и отпил поравнявшуюся с краем жидкость.

– Я просто сказал, – проговорил Панков, – что сейчас Кремль удовлетворит любую просьбу о должности. В общем-то я не уверен, что тебя бы утвердили в должности директора «Авартрансфлота». Ты хоть, что такое нефть, знаешь?

– Знаю, – с вызовом сказал Хизри, – это такая штука, которая течет из трубы, если сделать в трубу врезку.

Ну вот. В общем-то при обычных условиях этого маловато, чтобы стать директором. А сейчас Кремль готов дать вам все. Даже наоборот, Кремлю важно, чтобы в республике ключевые посты занимали не только друзья президента, но и его враги. Я тебе гарантирую, я этот вопрос могу решить в две минуты. Хоть отсюда. Хоть сейчас. Правда, все это не имеет значения. Если вы решили объявить о независимости республики, это вряд ли имеет значение, назначат тебя главой «Авартрансфлота» или нет. Хизри помолчал.

– Я не предам Ниязбека, – неожиданно сказал он.

– Я тебя не прошу предавать Ниязбека, – сказал Панков. – Просто вы затеяли глупость. Вот вы объявите независимость. Хорошо. А на какие деньги вы будете жить? В республике нет промышленности. Нет науки. Ваша нефть – это полмиллиарда долларов в год, плюс два миллиарда долларов федеральных субсидий, которые вы делите с помощью автоматов. Ну хорошо, независимость есть, а субсидий нет. Кто вам деньги даст? Саудовская Аравия? По пять центов на рыло?

– Может, и Аравия, – с вызовом проговорил Хизри.

– Очень хорошо. А кто при этом будет у власти? Вот вы объявите независимость, а ты думаешь, Ниязбек при этом останется у власти? Ты останешься у власти? А я думаю, что к власти придет Ваха Арсаев. Он, в конце концов, десять лет сражается с русскими. А Ниязбек с ними десять лет целуется. Если деньги будет давать Саудовская Аравия, она будет давать тому, кто сражался с русскими.

Хизри подавленно молчал.

– Ты знаешь, – сказал Панков, – Ниязбек сказал мне уходить. Я мог уйти, дойти до своих и сказать: «Стреляйте по этим уродам из танков». А я вместо этого сижу здесь и гадаю, кто меня убьет. Те или эти. И я это делаю потому, что если случится то, что вы хотите, то здесь будет одна кровавая баня. Резать друг друга будете, только не из-за русских денег, а просто так. Ниязбек уперся потому, что ему хочется оторвать голову не только статуе. Ну скажи – на одной стороне головы Аслановых, а на другой – вы получите половину республики. По-ло-ви-ну. Хочешь «Авартрансфлот» – пожалуйста. Хочешь депутатом быть? Пожалуйста, хоть в федеральную Думу. В какой список хочешь? В «Единую Россию»? Или к коммунистам? Или хочешь в сенат? Хочешь сенатором от Краснодара быть? Или лучше от Красноярска?