Тюрьма снова сделалась для Алины весьма ясной перспективой, как в ранней юности! Но покамест ее все же держали в гостиничных комнатах.

Она не переживала свою несвободу с отчаянием и душевной болью. Когда-то она уже одно заточение пережила и теперь ей не хотелось плакать и рваться на свободу. Впрочем, она и не помнила, как она вела себя, когда ее, такую юную, заключили в тюрьму. Плакала ли она тогда? Но теперь она не хотела плакать. И лишь однажды подумала о возможности появления нового Кобенцля!..

Но де Марин, то ли из симпатии к ней, то ли предвкушая, несмотря ни на что, возможность пожить какое-то время, не нуждаясь в средствах, написал Рошфору. Кандидат на должность и звание нового Кобенцля в жизни Алины действительно явился!

Алина и Шенк получили полную свободу. Эмбс оставался в тюрьме. Рошфор сам пришел в комнаты Алины и объявил ей, что она свободна! Жест был театральный. Она молчала, понимая, что молчание в данном случае – именно то, что ей следует делать, если, конечно, возможно, называть молчание деланием!

– Ваши долги заплачены! – объявил Рошфор, опять же с театральностью жестов.

– Благодарю! – Она отвечала сдержанно.

Надо быть сдержанной, надо пытаться выиграть время, надо показывать спокойную холодность, достойную принцессы. Но она уже понимала, что в постели этого человека она все равно окажется! Нет, она ведь не была продажной женщиной! А в тех случаях, когда она отдавала свое тело без любви к тем, кому она это худенькое ладное тело отдавала, всегда ведь находились для подобного причины! И она знала, что именно могут сделать с ее живым телом мужчины, фантазии их не отличались беспредельностью. Но почему-то именно теперь ей было не по себе. Она представила себе, как этот человек будет мять ее тело, совокупляться с ее телом, владеть этим телом!.. Она подумала, что его ноги твердые, жесткие, поросшие жесткими волосками. Ее раздражал его запах, не потому что этот запах был неприятен, а потому что именно этот запах она не хотела впитывать своими маленькими ноздрями!.. Но выхода не предвиделось, не было! Оставалось только смутно надеяться на неверность, ложность, неправильность ее предположений и предчувствий в отношении его. Но все эти предположения и предчувствия оправдались! А потом оказалось, что он заплатил лишь часть долгов… С этими долгами вообще нечто странное творилось. Откуда взялось столько долгов? И что потратили на себя Эмбс-Ван-Турс и фон Шенк? И на что они тратили большие деньги? Впрочем, Париж всегда был городом дорогим…

После первой ночи с Рошфором она молчала. Она избрала такую тактику, такую манеру своего поведения с ним – молчать. Прежде всего надо было понять, как он поведет себя. Теперь он получил ее, то есть ее тело. Будет ли он по-прежнему предлагать ей замужество?..

Он предложил. Стало быть, он хотел владеть ее телом постоянно. Она отвечала ему, что существует все же одно серьезное препятствие. Она была бы благодарна, если бы он спросил, было ли ей хорошо с ним. Но он не спросил. Он и не подумал спросить. Ему хватало и того, что хорошо было ему. А ведь она даже и не притворялась, она отдавала ему свое тело и не притворялась, будто любит его, даже не произнесла ни одного ласкового слова! Ошибалась ли она или, напротив, невольно повела себя как надо? Но ему понравилось именно такое ее поведение в часы близости. Он уже чувствовал себя хозяином, то есть хозяином ее тела. И тоном хозяина он спросил, о каком препятствии она говорит. Она снова чувствовала вдохновение и по вдохновению говорила, и вела себя по вдохновению. Она смутилась, потому что она собиралась солгать совсем просто! Но ей было весело! Она произнесла смущенно:

– Я – тайная мусульманка! Я на самом деле не отступалась от веры предков!..

Рошфор посмотрел на нее этим обыкновенным мужским взглядом, взглядом человека, который никогда не полагает женщину равной себе, царю природы… Он коротко и сухо рассмеялся:

– Мне ты можешь не лгать!

Она могла бы тотчас ответить: «Нет, я не лгу!», но она вовремя поняла, что ничего говорить не надо. Она тянула паузу. Он не выдержал и стал спрашивать, задавать бессмысленные вопросы, наподобие: «Ну?», «Так что же?» и проч.

– Я не христианка, – сказала она спокойно.

– Это легко исправить!

– Нет, я не могу…

Он пригрозил ей новым тюремным заключением. Она владела собой вполне и сказала, что никакое тюремное заключение, ничего для нее не изменит в вопросе веры… Он сменил тон, сказал, что надеется уговорить ее.

– Уговорить сделать что? – Она совершенно держала себя в руках.

– Выйти за меня замуж.

– С какими документами?

– Предоставьте это мне…

Она отвечала, что подумает о его предложении. Он снова сделался властным, произнес властно:

– Подумай!..

Она попросила у него денег. Деньги он дал ей. Она обратилась к Шенку и просила его узнать, каковы долговые обязательства именно Эмбса-Ван-Турса. Шенк сказал об этом Рошфору. Тот, в свою очередь, спросил ее с явными оттенками издевательства в голосе, почему она так хлопочет об этом человеке:

– Он твой любовник?

Начинался банальный разговор, ужасно скучный для нее! Но она объяснила спокойно:

– Я устала от них, от Эмбса и Шенка. Я хочу, чтобы меня окружали новые люди. Но Эмбс и Шенк много сделали для меня. Я хочу расстаться с ними дружески. Но для этого нужны деньги и деньги!..

Рошфор задумался, затем спросил:

– А де Марин?

– Нет, его бы я оставила при себе. Он все же титулованная особа…

Теперь она была откровенна с Рошфором. Она просила его способствовать освобождению Эмбса:

– На самом деле этот человек – купеческий сын Ван-Турс из Гента, мне это известно…

Она сказала далее, что хочет написать в Гент, родным Ван-Турса:

– Я полагаю, они простят его…

Рошфор согласился на это.

– Тебе придется взять на себя хотя бы часть долгов Шенка и Ван-Турса!

– Кто такой Шенк? – прямо спросил он.

– Я не знаю, – честно ответила она. – Да и какое это имеет значение!..

Рошфор согласился, что это никакого значения не имеет, но сказал, что речь идет о больших суммах, даже о слишком больших суммах:

– …Но я должен беседовать об этом с моим сюзереном, с князем Лимбургом…

Она написала в Гент, ее письмо было анонимным, не имело подписи. Она извещала родственников Ван-Турса, «известного также под именем капитана Эмбса», о том, что он находится в самом бедственном положении и нуждается в помощи. Она просила их в этом своем письме приехать во Франкфурт через месяц… «Меня уже здесь не будет!» – так она думала. Избавиться от Шенка она предоставила своему возможному жениху, маркизу Рошфору…

Она спросила, когда Рошфор отправится к своему сюзерену, князю Лимбургу. Рошфор отвечал, что князь должен прибыть во Франкфурт…