Маке и Понсе периодически беспокоили Шенка и Эмбса своими требованиями. Шенк несколько раз прямо говорил Алине, что ей следовало бы уступить Рошфору…

– …то есть сделаться его женой?

– Кажется, ты слишком вошла в роль! Ты просто-напросто утонула в этой роли! Уж не принцесса ли ты в самом деле?! Рошфор никогда не вступит с тобой в законный брак, ведь на самом деле никакие бумаги не подтверждают твое происхождение. У тебя нет никакого происхождения!.. И наверняка ты не захочешь, чтобы хоть кто-то узнал, откуда ты происходишь!..

Она кротко оставила эти выпады без ответа, но кротко же и заметила, что ведь не может отдаваться кому попало.

– …Да, не кому попало, а только твоему поляку!

– Почему мы то и дело ссоримся, это вовсе не помогает делу. Я поговорю с Рошфором…

Но она уже знала, что Рошфора нет в Париже! Вместо того чтобы говорить с Рошфором, она поговорила с де Марином и выяснила, что ему не удалось восстановить ее репутацию в салоне мадам Жоффрен. Ну и пусть! Надо было уезжать из Парижа.

– Предупредите Маке и Понсе, что мы едем в Аржантей. Пусть они не думают, будто мы скрываемся.

Да, в Аржантей, на весеннюю реку. Впрочем, было еще рановато для загородных пикников. В Аржантее она упражнялась в стрельбе из пистолета, наняла хорошую лошадь и много ездила верхом. Луга зазеленели. Весна всегда оказывала на нее хорошее действие, бодрила, веселила, вселяла надежды, туманные, но надежды.

– Ты лихая девка! – сказал ей Шенк грубовато и на немецком языке.

Они пробыли в Аржантее почти месяц. Она послала письмо де Марину, не надеясь на ответ. Она приглашала старого маркиза присоединиться к ней, а также, естественно, и к Шенку и Эмбсу. Она даже удивилась, когда ответ получен был тотчас. Де Марин изъявлял согласие приехать. Здоровье короля ухудшалось со дня на день, он дряхлел и часто прихварывал. Было совершенно ясно, что новый, молодой правитель окружит себя и новыми лицами. И тогда последние осколки правления Луи XV, в особенности такие обнищавшие, как де Марин, и вовсе ничего не будут значить! А в обществе, окружавшем принцессу Али Эмете, или кто бы она ни была, маркиз мог рассчитывать на более или менее безбедное существование. Своим титулом, равно как и своим прошлым, он придавал этому странноватому, а, впрочем, не такому уж и странному для того времени содружеству определенный блеск. Он не сомневался в том, что «эти мошенники», как он все же называл их про себя, сумеют раздобыть деньги!..

От Маке приехал в Аржантей человек с новыми требованиями возврата долга. Алина вышла к нему и объявила, что все они завтра же вернутся вместе с ним в Париж, где немедленно будут осуществлены все необходимые выплаты. Человек, присланный Маке, остановился в гостинице. Принцесса и ее люди нанимали дом у реки.

Вечером в ее гостиной собрался вновь так называемый «военный совет». Все понимали, что она тянет время, а на самом деле они вовсе не соберутся назад в Париж.

– Куда же мы можем ехать? – спрашивала она прямо.

Шенк предложил Франкфурт-на-Майне. И снова никто не спросил, почему именно этот город. Возможно, Шенк кого-то знал там. Надо было спешить. Разумеется, они ни о чем не предупредили слуг.

– Они все равно возьмут себе что-нибудь из брошенного нами имущества! – рассудила Алина.

Бежали тайком, ночью, в карете де Марина.

* * *

Во Франкфурт примчались так быстро, как будто за ними уже гнались. Алина, не предупредив своих спутников, написала Огинскому. Собственно, можно было бы и не писать. Но когда они окончательно покинули Париж, ей вдруг, совершенно внезапно, сделалось тоскливо. Напрасно она говорила себе, что ничего не произошло, что этот человек ничего не значит в ее жизни. Она отчаянно признавалась себе, что он – всего лишь бледная замена Михала. Она вновь и вновь повторяла себе, что сейчас ей не до любовных приключений. Но она уже не могла бороться с собой. Ей хотелось написать письмо и она написала письмо! Писала, что неотложные дела требуют ее присутствия в Германии, шутила, льстила ему, описывая его достоинства. Она, пожалуй, и не рассчитывала получить ответ; ее успокоило уже само написание ею этого письма. Поэтому, когда пришел ответ, она вовсе не была довольна. Чувствам ее оказалась свойственна прихотливость. Когда он ответил, она почувствовала досаду. Ей было бы приятнее, если бы он не ответил, если бы одна, без него, предавалась бы своим чувствам к нему. Но он ответил. Он писал в обыкновенной галантной манере, что она поступила жестоко, покинув Париж, то есть жестоко по отношению к нему, к человеку, который безусловно предан ей. Далее он уведомлял ее, что вновь собирается в Геную и что денежные дела его оставляют желать лучшего. Узнав о том, что он уезжает в Геную, она обрадовалась, ведь это избавляло ее от необходимости отвечать ему…

Вероятно, у Шенка действительно имелись какие-то связи во Франкфурте. Он уверенно привез своих спутников в гостиницу «Белый лебедь» и на их глазах говорил дружески с ее содержателем, Иоганном Т. В городе имелись гостиницы и получше, но Алина понимала, что всем им не стоит афишировать свой приезд. Потом она даже и не думала, что виновником скандала, происшедшего вскоре после их приезда, мог оказаться Огинский. Разумеется, он не стал бы уведомлять кредиторов Эмбса и Шенка о том, где находятся должники. Но… ведь он мог просто-напросто проболтаться, в том же салоне мадам Жоффрен, к примеру!.. Да какое это имело значение!..

Они провели во Франкфурте несколько дней, предаваясь бесплодным размышлениям и рассуждениям о дальнейших своих действиях. Новых слуг не нанимали и обходились гостиничной прислугой. Затем, однажды вечером, в комнаты, занимаемые Алиной, явился чуть ли не бегом запыхавшийся Шенк. Прогуливаясь, он только что случайно заметил Маке! И опять: не стоило особенно раздумывать. Они снова поспешно собрались и переехали в городок Соден, неподалеку от Франкфурта. Здесь Алине понравилось, хотя разместились они в гостинице, более чем скромной. Но ей понравилось. Понравилось питаться яичницей и совершать дальние прогулки по окрестностям. Здесь были такие славные зеленые долины!..

Но все же они были приметной компанией и, должно быть, потому парижский кредитор и отыскал их. Начался ужасный скандал. Маке не стал тратить времени на переговоры, а явился сразу с полицией. Также он привез письменные требования Понсе. Алина и ее спутники были арестованы. Когда – наконец-то! – положение определилось, пусть дурно, но определилось, ей стало смешно. Действия окружающих ее людей казались ей чрезвычайно комичными. Де Марин в растерянности говорил громко о своих титулах и грозился жаловаться королю! Эмбс решился обнажить шпагу и попытался завязать поединок с полицейскими, но его обезоружили почти тотчас. Шенк подчинился спокойно, так же как и сама Алина. Ее настроение насмешливой оценки происходящего передалось, казалось, и ему. Но если ее лицо оживляла улыбка, почти легкомысленная, то он кривил губы в иронической усмешке, что называется.

Всех их привезли в полицейской карете во Франкфурт. Де Марина и Эмбса заключили в тюрьму. Шенк остался на свободе, потому что представил своим поручителем одного из местных жителей, который поручился за то, что Шенк не попытается бежать. Алина была оставлена в комнатах гостиницы «Белый лебедь», которые совсем недавно покинула; это можно было считать домашним арестом своего рода. Маке предъявил магистрату долговые обязательства. Мнимый Эмбс теперь осужден был на пребывание в тюрьме, достаточно длительное, если не бесконечное! Де Марину, Шенку и Алине также грозило длительное тюремное заключение. Впрочем, де Марин вскоре сумел доказать свою в определенном смысле непричастность к делам Алины, Шенка и Эмбса. Спустя некоторое время он получил свободу. От Алины же, от Шенка и Эмбса требовали бумаг, могущих удостоверить их личности. Представленные ими бумаги нашли недостаточными и недостоверными.