Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И по тому, как побледнел Филипп, поняла, что угадала.
- Это… это домыслы все… это клевета…
- Искренности не хватает, - сказала я, а потом положила руку на тощенькое плечико и, слегка сжав, приказала. – Рассказывай. И все, в подробностях. Пока тут, а не в подвалах тайной канцелярии…
Оно, конечно, рожей лица он для подвалов тайной канцелярии не вышел. Но будучи личностью творческою, Филипп вполне себе живо те самые подвалы представил.
И даже муки, которые он понесет во имя любви.
Потом осознал, что любовь, если и была, давно померла, а потому носить куда-либо муки вовсе даже не обязательно.
- Вы… - робко заметил он. – Вы права не имеете…
- А мы без права. Мы… беспределом. Ты рассказывай давай, за что убил Надежду?
- Я? Нет… я не убивал… наоборот… я хотел жениться! Мы собирались… я…
Речь его была путана и бессвязна. А еще словесность преподает… впрочем, основное я уловила.
Филипп с детства отличался хрупкой красотой и живостью воображения. А еще умением находить общий язык с особами прекрасными. Ну или не очень. Тут как повезет. Главное, что умение это помогло сыну сапожника сперва поступить в гимназию, а после – и в университет, который он закончил с отличием. И по рекомендации одной старой своей поклонницы получил место при столичной школе, где и преподавал, пока не произошла нехорошая история с ученицей старших классов…
- Помилуйте, там не было моей вины… она сама проходу не давала. А я ведь живой человек! Я даже намерения имел благородные…
…вот только папенька оной девицы, пребывавший в немалых чинах, благородства намерений не оценил. Филиппу указали на дверь, оставив без рекомендаций. А некие серьезные люди вовсе настоятельно рекомендовали покинуть столицу и впредь в оную не возвращаться.
- Руку сломали! Представляете?! Я хотел в суд подать…
Но воздержался.
Уезжать ему было некуда, но и остаться не выходило, ибо все более-менее приличные заведения наотрез отказывались иметь с Филиппом дело. А тут предложение.
Хоть какое-то.
- Да и оклад положили хороший. Конечно, условия проживания так себе. Но я смирился… я даже научился воспринимать свое положение смиренно, как подобает мученику… а Наденька… она была подобна лучу света в царстве тьмы! Мы сразу нашли общий язык.
Не сомневаюсь.
Мятущаяся душа и старый опытный ловелас, который точно знал, что и как сказать, чтобы метаний стало еще больше.
Нет… вот слов не хватает.
- Я видел в Надежде родственную душу. У нее был талант к живописи. И как творческий человек, она понимала меня…
…а еще имела за собой усадьбу, некую сумму, которой хватило бы, пусть не на роскошную, но всяко приличную жизнь.
- Каблуков?
- Этот… позвольте выразиться, мужлан… отвратителен. Он приезжал. Устраивал сцены ревности. Оскорблял. Надежда расстраивалась. Я убеждал её не губить себя. Ведь очевидно же, что человек, за которого она собиралась выйти замуж, категорически её не достоин! Даже её опекун это осознавал…
- Вы были с ним знакомы?
- Не случалось… сопровождать Надежду в Петербург я не мог… и не те у нас были отношения… а потом мне… пришлось отбыть как-то… отец болел… да, да… когда Надежда погибла, отец… я тогда был в отъезде… прибыл лишь через две недели… после смерти её.
И потому не повстречался с Одинцовым. А жандармы… да что жандармы… как подозревать в убийстве того, кого тут не было?
И зачем?
К тому времени, полагаю, все уверились, что имел место несчастный случай. Что до отца ребенка… то кому оно было нужно? Не директору школы точно. Этот скандал школу мог бы и закрыть. А значит, Федорыч молчал бы. Как и прочие заинтересованные люди.
- Мне удалось убедить Надежду не связывать свою жизнь с Каблуковым… она обещала поговорить с ним. Дать жесткий ответ… и она даже согласилась стать моей женой.
Бедная девочка.
Столько женихов и все такие любящие, что прям спасу нет.
- Вы знали, что она беременна? Только не врите.
- Д-да… - он гордо вскинул голову. – Это было бы дитя нашей любви…
Ну да, а заодно гарантия, что Надежда выйдет замуж и за Филиппа. Она была слишком порядочна, чтобы подсунуть Каблукову чужого ребенка. А при наличии беременности и у Одинцова не нашлось бы возражений…
Поначалу.
А ведь он вовсе не так и туп, Филипп, как показалось. Хорошо рассчитал. В первый раз план провалился, уж не знаю, чего ради. Но теперь Филипп решил играть наверняка.
Соблазнение.
Красивые слова… и беременность, не позволяющая отступить. С беременностью ведь надежней все… а то мало ли, вдруг бы и от него Надежда упорхнула? В Италию? Живописи учиться?
А так… куда порхать.
Нет, верю, что он был бы лучшим мужем, чем Каблуков. Во всяком случае, пока за спиной Надежды маячила бы Одинцовская тень… скорее Филипп использовал бы такой удобный случай.
И в Италию отправились бы вдвоем.
Втроем.
Дружной чудесной семьей. И школу он бы помог развивать, чтобы в нее вкладывали деньги. И дальше тоже… в общем, дерьмо, конечно, но убивать Надежду ему и вправду незачем.
И что остается?
- Почему вы уехали? – спрашиваю, хотя что это меняет.
- Надежда попросила, - признался Филипп. – Нет, письмо от отца было… он и вправду плохо себя чувствовал. А когда я приехал, то застал его… было понятно, что долго он не протянет. И уезжать, бросать… некрасиво. Непорядочно. Потом похороны… помощь братьям. Не думайте, я свою семью ценю. И они меня… хотя, конечно, о душевной близости говорить не приходится, да… так вот, я задержался…
- Почему Надежда просила уехать?
- Опасалась. Говорила, что Каблуков явно не смирится… и была права. Он грубый гадкий человек. И точно решил бы поквитаться. Да и Одинцов тоже приехал бы… ему бы доложили. И Надежда собиралась ему звонить. Сказать, что разрывает помолвку… просить помочь со скорейшим устройством брака… с отъездом. Она хотела отбыть в Италию поскорее…
Но не успела.
- Она несколько опасалась, что… её опекун может превратно понять ситуацию и тоже… выразить мне недовольство… Надежда любила меня. И хотела защитить.
А вот любил ли её Филипп?
- Кто мог её убить?
Пауза.
Поджатые губы… и все-таки признание:
- Ниночка… она ненавидела сестру.
Надо же… и не первый раз имя звучит.
- Сперва мне казалось это… понимаете, бывает такое вот… ощущение, - Филипп