замке Варанвиль, но не решались туда явиться. К тому же это довольно далеко, а повозки нет… В базарный день за нами заезжает сосед… Кстати, у нас мало времени: вон он договаривается о покупке теленка.

— В таком случае, если у вас есть что мне сказать, говорите быстрее!

— Я постараюсь. Это… это нелегко… из-за воспоминания о нашей первой встрече…

— Вы были детьми и ничего не могли тогда сделать…

— Спасибо. Вы сняли с меня тяжкий груз…

Потом, взглянув на забеспокоившегося соседа, она решилась.

— Так вот!.. Мы хотели бы, Адриан и я, уйти из дома, где нам нет счастья. Выйдя замуж за Дюбоста, мать не стала богаче. Она даже продала нашу часть соляных копей, потому что у брата не хватает сил там работать.

Гийом оценивающим взглядом окинул по-прежнему безучастного Адриана. Даже не спросив разрешения, тот заказал еще рому и спешил с ним расправиться. Брат с сестрой до удивления были похожи: одинаковые круглые, не слишком выразительные лица с коротким носом, одинаковые глаза голубого фарфора, одинаковые светлые, но потемневшие с детства волосы, одинаковые черты лица, но если у девушки они еще могли сойти за довольно соблазнительную женственность, то у юноши выглядели совершенно вялыми. — По нему, однако, не скажешь, что он слаб здоровьем? — заметил Гийом, осматривая его полные плечи и толстые руки.

— Нет, но соляные копи — это очень тяжело. Не подумайте, что он ничего не делает: он работает у Барбаншона, плотника, и поскольку мы все знаем, что вы собираетесь строить, то подумали: может, вы и его наймете?..

— Барбаншон действительно должен на меня работать — и на строительстве дома, и на верфях, которые будут сооружаться одновременно с ним. Как и другие ремесленники, разумеется, ваш брат не останется без дела.

— Да, но это не совсем то, что мы хотели бы…

— Что же тогда?

— Было бы так хорошо уйти из дома, в котором мать сделала нашу жизнь несносной. Сколько бы ты ни делал, ей все мало, и она почти превратила нас в прислугу. Если бы мы сказали ей, что уходим работать на вас… оба и будем жить возле вас, то она, возможно, согласилась бы нас отпустить.

— Вы тоже хотите на меня работать? Но, послушайте, это невозможно! Я не собираюсь заставлять свою двоюродную сестру работать, как служанку!

Адель подняла на него умоляющие глаза, и на них заблестели слезы.

— Никто бы не удивился, понимаете? В наших краях нередко бедные родственники работают на богатых. А я многое умею: шить, вышивать, следить за бельем… Глажу я лучше всех. Мне кажется, я даже смогла бы содержать ваш дом…

Слезы катились по ее лицу, и вдруг на нем появилась обольстительная улыбка. Гийому стало неловко, и он тотчас расставил точки над i.

— Не хочу вас обидеть, кузина, но я не думаю, что это возможно. Дом будет большой, и у меня уже есть для него управляющий — этого человека я знаю давно, он вместе со мной вернулся из Индии. Ему в помощницы я подыщу гувернантку. Я не хочу сказать, что ваши способности не найдут применения, но напомню, что пока даже не приступал к строительству…

— Я знаю, но раз господин Барбаншон и Адриан будут работать на вас, не могли бы вы найти нам дом… недалеко от Ла-Пернель?

Вконец раздосадованный, Тремэн не знал, что и ответить. Слезы у Адель уже лились ручьем, она достала из кармана фартука платок и вытерла лицо. Во время этого занятия она выставила еще красный след от ожога на тыльной стороне ладони, да так явно, что ее собеседник неизбежно должен был его заметить.

— Вы ранены?

— О-о, уже почти прошло…

— Как это случилось?

Она смутилась, взглянула на брата, у которого слипались веки, и быстро прошептала:

— Это мать… кочергой! Я… я разбила ее самую красивую суповую миску… только никому не говорите, пожалуйста!

Гийомом овладела жалость, и от его недоверия не осталось и следа. С детства в нем жила обида на Симону Амель, и он считал, что она способна на все, но такого варварства от нее не ожидал. Если такова мать, то что же удивляться странностям близнецов? Он подумал, что обязательно поговорит с Барбаншоном, и в любом случае ему ничего не стоит подыскать для них дом. Мать лишь чуть больше его возненавидит, но как бы там ни было, Адель и ее брат уже давно взрослые люди.

В этот момент человек, с которым они приехали, поднялся и поискал их глазами. Она поспешила сделать то же и стала трясти брата, готового задремать.

— Мы должны ехать! Вы не сердитесь на меня за то, что я нарушила ваш ужин? Мне нужно было — поделиться.

— У вас что же, нет подруг?

— Почти нет. Нас с Адрианом всегда видят вместе, если он, конечно, не работает, но и тогда я хожу за ним. Мне кажется, над нами посмеиваются…

— Не терзайте себя! Я постараюсь что-нибудь сделать…

— Спасибо! О, спасибо!.. Пошли, Адриан, нас ждут! Прежде чем Гийом успел пошевелиться, она наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Мне не надо извиняться, правда? Ведь родственникам можно…

Она была уже в конце зала, увлекая за собой покачивающегося брата. Гийом видел, как они подошли к человеку в куртке, с раскрасневшимся лицом под черной широкополой шляпой, и вместе вышли. Машинальным: движением Тремэн обтер щеку тыльной стороной ладони, так как поцелуй Адель был ему неприятен. Встреча заставила его задуматься, и хотя он по-прежнему был готов помочь этим двум существам, вызывавшим в нем жалость, но сказал себе, что, по крайней мере, в Ла-Пернель их не поселит. Возможно, в Ридовиле? Надо будет поговорить об этом с аббатом де Ла Шенье…

Решив так, Гийом перестал об этом думать, покончил со своим скромным ужином, расплатился и ушел. Он и не пот дозревал о том, что в ту же самую минуту, сидя в повозке соседа, везшего их в Сен-Васт, Адель втайне радовалась своей находчивости. Удачная мысль — вспомнить об ожоге, который она получила несколько дней тому назад, доставая пирог из раскаленной духовки! До этого момента кузен отнюдь не горел желанием помогать своей очаровательной родственнице! Тремэн стал куда понятливее, как только поверил, что Симона свирепо обращается со своей несчастной дочерью! Интересно, сдержит ли он свое обещание… И что значит «позаботится» — даст им дом? Мать бы, конечно, обрадовалась. И вмешиваться не стала бы, ведь это только начало. Даже если Тремэн не поселит их в Ла-Пернель, даже тогда! Главное было