Я гладила Саньку по хрупкой спинке, целовала в пушистуюголовку, прижималась щеками к его маленьким цепким ручкам. И доприжималась.Санька заметил подмену, оттолкнул меня и приготовился плакать. Мордочка егоначала медленно собираться в морщинистую гримаску. Его нерешительностьобъcнялась тем, что и от меня исходила ласка и любoвь, надежность и защита. Новсе-таки я была не мама, а следовательно, счастье не может быть полным. Надоплакать.

И он заплакал.

«Так, — подумала я, — по совету Нелли сейчас надо поднятьего, надавать по заднице, поставить в угол и уйти в другую комнату. Боже, какойужас. Нет, я неспособна на такую жестокость».

Санька тем временем набирал темп и уже совершал вентиляциюлегких по полной программе. Вой стоял такой, что я окончательно растерялась.

«Что делать? — панически соображала я. — Бить или не бить,вот в чем вопрос».

После недолгих раздумий я окончательно пришла к выводу, что«не бить», потому что не смогу.

«Значит, Санька будет выть до тех пор, пока я не сойду сума», — подумала я и расплакалась.

Мы сидели с Санькой на кровати и соревновались, кто громче.Сначала Санька подумал, что я передразниваю его, и злился. Он даже веником вменя запустил. Потом он плакал уже не так добросовестно, как прежде, потому чтонадо же было украдкой и за мной наблюдать, что тоже очень интересно. Потом онповерил в мое горе и начал присматриваться ко мне уже открыто. Убедившись, чтомое горе сильней, Санька забыл про свое, прижался ко мне своей бархатной щечкойи сочувственно спросил:

— Сьто такое?

Я молчаливо предавалась отчаянию.

— Сьто ты? — подергал он меня за руку. Я по-прежнему былабезутешна. И тогда он начал меня успокаивать как настоящий мужчина. Он гладилменя по голове, говорил, что я «хоешая», обещал повести гулять и даже посулилмного вкусного.

В довершение он слизнул мою слезинку, рассмеялся, как быприглашая развеселиться и меня, и сказал:

— Соеная.

Я сразу же поняла, как успокаивает его Нелли, и решила воспользоватьсятем, что Санька взял на себя роль взрослого.

«Что ж, — подумала я, — поменяемся ролями. Тогда ребенкомбуду я. Вижу — это намного приятней».

После этого решения все у нас пошло как по маслу. Санькаслушался беспрекословно, а если выходила размолвка, я начинала кукситься иугрожать: «Сейчас как заплачу!» Санька мгновенно говорил: «Не нядо, не нядо» —и делал так, как я его просила.

Таким образом остаток дня мы прожили в полном согласии.Ходили гулять в парк, по пути завернули в магазин и купили массу игрушек. Я неудержалась и тут же купила Саньке комбинезон, потом курточку, потом костюмчик,потом еще курточку, потом… Потом Санька возмутился и сказал:

— Фатит. Кто это все потящит? Я вынуждена была согласиться стем, что в его вопросе разума больше, чем в моих поступках. Тащить некому.Пришлось остановиться.

Потом мы отправились домой примерять обновы, но и здесьСанька вскоре остановил меня, напомнив, что пора идти во двор обживать местнуюпесочницу и испытывать новую лопатку. Так мы и поступили.

Домой пришли, когда уже совсем стемнело. Санька ел с большимаппетитом. Ему и в голову не пришло пачкать стены и запускать в меня, еголучшего друга, чем-нибудь съедобным.

В общем, ужин прошел в полном согласии, после чего Санькасам потащил меня в ванную и показал, «покуда» надо набирать воду и как надовзбивать пену. Когда «море» было готово, мы побежали в прихожую за громаднымнадувным крокодилом, купленным в числе прочих игрушек.

Мне пришлось героически играть роль насоса. Сколько я нидула, этот чертов крокодил, казалось, никогда не станет упругим, а так и будетвисеть тряпочкой. Санька сидел рядом и всячески сочувствовал моим мучениям. Онгладил меня по руке, сам раздувал щечки и пыжился, стараясь хоть чем-то помочь.Когда я основательно уставала и отваливалась от крокодила на спинку дивана, онпокровительственно хлопал меня по колену и говорил:

— Одяхни, одяхни.

Когда крокодил, наконец, приобрел желанную упругость, Санькапришел в восторг и преисполнился ко мне такой благодарностью, что даже пообещалзавтра в песочнице сделать мне куличик.

Но нас поджидала неприятность: крокодил не хотел помещатьсяв ванне. Точнее, он не хотел туда помещаться вместе с Санькой. Мы стали передальтернативой: или Санька, или крокодил. Санька мужественно отнесся к такойнеприятности и разрешил крокодилу постоять рядом.

Когда мы, свежие и одетые в новую пижамку, улеглись впостель, выяснилось, что забыли про книжку.

— Казку! Казку! — объяснял мне Санька, рисуя руками форматкнижки.

Пришлось взять журнал мод и придумывать «казки» на ходу. Янедолго мучалась. Санька на удивление быстро заснул. Он вцепился в одеялоручками, приоткрыл ротик и склонил набок кудрявую головку. Реснички трогательноподрагивали. Я едва не прослезилась от умиления. Как прекрасен этот ангелочек.

Санька спал, а я сидела рядом, любовалась и грустила. Годымоей жизни вернулись и стали грозной стеной одиночества. Зачем жила? Зачемлюбила? Для кого? Для себя. Только для себя. В свое удовольствие.

Когда живешь в свое удовольствие всю жизнь, все режеполучаешь удовольствие. Хочется употребить себя на что-нибудь благое, а на что?

Из года в год я стремилась получать, а выходит, надо былоотдавать. Почему мне не везет в любви? Да потому, что нет у меня никакой любви.Отношения с мужчиной — это еще не любовь. А что же тогда любовь?

Санька — любовь. Герман — любовь. Но все это не у меня. Ачто у меня? Ничего. Моя жизнь — кобыле под хвост. Пора себе в этом признаться.

Но что я могу сделать, когда нет достойной личности. Явсегда знала: если придет Он, за ним я хоть на край света.

Вот Клавдия. Она не разменивалась лишь бы на что, а ждала. Идождалась. Какой мужчина Дмитрий! Такому и рубашки стирать, и детей рожать врадость. Вот за таким бы я пошла на край света, но почему-то мне не попадалосьтаких.

Из прихожей донесся звонок. Я глянула на часы — десятьвечера.

«Странно, — подумала я, — кто мог прийти ко мне в такоевремя без предупреждения?»

Я выключила свет и на цыпочках вышла из спальной, подкраласьк двери, заглянула в «глазок» и отшатнулась.

«Боже! Он! А я растрепанная, с расползшейся на лицекосметикой».

— Секунду! — крикнула я и помчалась обратно в спальню заяпонским халатом.

Не решаясь включать свет (чтобы не разбудить Саньку), якое-как нацепила на себя халат и побежала открывать дверь. Я очень боялась, чтоон не дождется, рассердится и уйдет.