– Готово, – ответил Райхлин, указывая на кейс и конверты.

Они с первого дня невзлюбили друг друга. Будь воля Тарзана, он своими руками задушил бы инженера. Будь воля Райхлина, он с наслаждением угостил бы Тарзана какой-нибудь отравой.

Отъезд главаря сыграл роковую роль в судьбе копей, так как оставленный на хозяйстве Левша оказался святее Папы, он чересчур рьяно бросился выполнять свои новые обязанности, а случай предоставил ему возможность использовать подвалившую власть на всю катушку.

После работы в здание охраны бочком-бочком прокрался плюгавый мужичок лет шестидесяти.

– Чего тебе надобно, старче? – ехидно поинтересовался один из бандитов, совсем молодой парень.

– Я к начальству вашему, – ответил мужичок, и голос его прозвучал неожиданно твердо, даже повелительно.

– Постой здесь, – сказал охранник, давая понять, что даже возомнивший о себе работяга остается представителем низшей касты.

Он ушел и вернулся с Левшой, который окинул плюгавого надменным взглядом и снисходительно разрешил:

– Ну, говори, раз пришел. Только без гнилых базаров.

Мужичок шагнул к Левше и что-то зашептал ему на ухо. Тот с минуту переваривал информацию, потом сказал:

– Ты, мужик, иди! Тебе это обязательно зачтется… Двое быстро со мной!

Они пулей влетели в здание рабочих, но тут сбавили темп. В отличие от Тарзана Левша относился к Райхлину с уважением и культурно постучал в дверь главного инженера. Услышав разрешение, он вошел и спросил:

– У вас работает Никонов. Вы не поможете срочно его найти?

– Ладно, – согласился инженер, и они вместе направились в одну из комнат рабочих.

С Никоновым они столкнулись буквально в дверях. Судя по одежде, он решил прогуляться.

– Обыскать, – коротко приказал Левша. Братки моментально скрутили оцепеневшую от страха жертву и стали обыскивать, проводя руками по одежде и хлопая ладонями по карманам.

– Ну, уроды! – сморщился Левша. – Вы же не ствол ищете и не финку. Карманы ему выверните, сапоги снимите, короче – все обшмонайте!

Все не понадобилось, хватило карманов. В одном из них оказался красный камешек величиной с небольшой грецкий орех. Хотя контакты между рабочими и охранниками были сведены к минимуму, организаторы незаконного промысла оказались бессильны против распространения слухов, такого же неизбежного, как всплеск венерических заболеваний при замене диктатуры демократией. Бандиты, сперва думавшие, что на прииске моют золото, вскоре узнали о добыче рубинов, но слабо представляли размеры и вид необработанных, только что найденных камней. Поэтому для Левши изъятый рубин был лишь доказательством вины рабочего, за которую его следовало примерно наказать. Он повертел самоцвет в руках и небрежно сунул его Райхлину. Побледневший инженер с благоговением принял драгоценную находку и стал тщательно осматривать камень. Дрожь его рук бросилась Левше в глаза.

– Ты че, начальник, заболел или перепил вчера? – снисходительно поинтересовался он.

И тут Райхлина прорвало. В Междуреченске уже обнаружилась масса удивительных аномалий, а ему, человеку с творческой жилкой и пытливым умом ученого, приходилось молчать. Он не мог рассказать о своих наблюдениях, поделиться сомнениями, обсудить непонятные ему факты. Желание выговориться с каждым днем усиливалось, как напор воды в запруде после затяжных дождей, и наконец нашло себе выход.

– Легко оставаться равнодушным, разбираясь в сути вопроса, как свинья в апельсинах, – нервно сказал он. – А между прочим, крупные рубины ювелирного качества чрезвычайно редки и ценятся выше любых драгоценных камней. Если находки алмазов весом свыше десяти каратов не являются чем-то из ряда вон выходящим, то рубинам таких размеров присваивают имена. А в этом камне без малого тридцать каратов, и я не заметил в нем ни одного изъяна. Перед нами огромный рубин чистейшей воды.

– Сколько же он может стоить? – тут же спросил Левша, которому было плевать на остальные нюансы.

– Трудно сказать. Но то, что цифра будет с шестью нулями, – это точно.

– Ишь ты, – присвистнул бандит. – А я думал, куска три-четыре, – и он зло повернулся к несчастному воришке.

Словоохотливость инженера дороже всего обошлась рабочему. Конечно, вора надо образцово наказать, и Левша прикидывал варианты грядущей экзекуции. Само собой, лишить водки до конца срока, оштрафовать и хорошенько избить, не ломая костей. Названная сумма подтолкнула бандита на жестокую расправу. Неужели мужик, пытавшийся заныкать чуть ли не лимон баксов, отделается безобидными зуботычинами? Чтобы потом другие стали воровать при первой возможности? Нет, пусть знают, что каждого, позарившегося на хозяйское добро, ждет суровая кара.

– Тащите его к лесу, – приказал Левша охранникам. – А вы, – обратился он к Райхлину, – соберите рабочих. Всех до единого.

Через десять минут обитатели лагеря сгрудились у раскидистого дерева. Охранники держали наготове автоматы; “кавказец”, чувствуя настроение хозяина, злобно скалился на рабочих. Левша спешил, так как уже начинало смеркаться, поэтому его обвинительная речь, закончившаяся приговором, оказалась довольно лаконичной.

– Мы вас предупреждали, мы вас, мужики, конкретно предупреждали, а эта сука, – он ткнул пальцем в Никонова, – решила, что хитрее всех. Он, гад, хотел камешек заныкать. Ему показалось мало бабок, которые мы вам платим. Он, падла, забыл, на кого попер. Ну, ничего, сейчас мы ему напомним. А заодно перед вашими глазами, мужики, все время будет пример, как не надо себя вести.

По знаку Левши один, бандит ловко вскарабкался на дерево, а двое потащили Никонова.

– Братцы, бейте этих гадов! – внезапно заорал он. – Все рубины себе забе…

Мощный удар оборвал крик отчаяния. Рабочие стояли не шелохнувшись. Только идиот, ищущий приключений на свою задницу, сунется с голыми руками под автоматные очереди. Зачем им рубины, с них хватит зарплаты, всех денег не заработаешь и не отнимешь. А за друга они еще отомстят.., если представится такая возможность.

Райхлин стал еще бледнее, когда увидел рубин, его лицо казалось выкрашенным белилами. Инженер понял, что именно его ода найденному сокровищу подтолкнула Левшу к жестокому решению, он невольно стал соучастником злодейства. Нормальному человеку с этим трудно примириться.

После удара Никонов упал, лишившись чувств. Его подтащили к дереву, раздели до трусов и подняли наверх. Его ноги привязали к стволу, а руки – к двум расходившимся в разные стороны ветвям. Получилось что-то вроде древнеримской казни – распятия, но поскольку одна ветвь дерева росла почти горизонтально, а вторая круто поднималась вверх, издали приговоренный напоминал живой указатель поворота налево. Жуткая расправа обернулась садистской шуточкой.

– Если еще кто-то вздумает украсть камень, пусть сначала посмотрит на это дерево, – сказал в завершение Левша.