Слава богу!

– Она давно позади.

Она слабо, кривовато улыбается.

– Знаю. Ты отпускаешь своих девушек и никогда не оглядываешься назад.

Я хмурюсь от ее неприятного тона.

– Елена, могли бы мы забыть о ней и двигаться дальше?

– Конечно. – Она дрожащими руками закрывает коробки с пиццей, относит в раковину тарелки и, косясь на меня, говорит: – Что будет, когда закончится спектакль? С нами?

Я хмурюсь, потому что… потому что не знаю.

Захочет ли она встречаться со мной и дальше? Или утомится от дистанции, которую я установил?

– Давай вернемся к этому разговору позже. Нам нужно… время. – С моей стороны это трусость, но я ничего не могу с собой поделать. Я напуган и, признаться, – до смерти.

Елена комкает салфетку.

– Ты точно в порядке? – Я хватаюсь за соломинку, всматриваюсь в ее ничего не выражающее лицо, гадая, что бы еще сказать. Напряжение становится осязаемым, я в ужасе жду, что она пошлет меня куда подальше…

К черту!

Я подхожу к ней и беру за руки. Смотрю на нее.

– При встрече с ней я буду думать о тебе. Только о тебе. Даже когда она будет сидеть напротив. Ты… Я тебе доверяю, Елена.

– Правда?

Правда – пусть хрупкая, неуловимая. Иначе я ни за что не спал бы с ней без презерватива и не объявился бы сегодня. Не доверял бы – твердо требовал бы с самого начала подписания договора о неразглашении, а не махнул бы на него рукой.

– Она мне не нужна.

– Она меня не волнует, Джек.

Почему тогда у нее такой… несчастный вид?

Надо подкрепить ее уверенность, Джек. Ей от тебя нужно…

Нет, ЧУВСТВ от меня пока что ждать не приходится.

Не нужно спешки.

Смешно и глупо думать, что я способен на…

Брось это. Прекрати. Поспешишь – людей насмешишь. Не гони.

Так что, отмахиваясь от собственных мыслей, я делаю то, что обычно срабатывает: поднимаю ее лицо и долго, медленно ее целую. Елена отшатывается, упираясь руками мне в грудь, но не сводит с меня своих огромных зеленых глаз.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу.

– Детка, выбрось ее из головы. Поцелуй меня. Пожалуйста!

– Я о ней не думаю. Ты… – Елена хочет что-то сказать, но замолкает и просто молча вздыхает.

Мы замираем – она вся в своих мыслях, а я в тревоге, что это нас разлучит…

Елена как будто принимает решение, нежно улыбается, запускает пальцы мне в волосы, привстает на цыпочки и нежно касается губами моих губ.

Я со стоном целую ее, надеясь, что так, у меня в объятиях, она лучше поймет мое отношение. Я приподнимаю ее и несу в спальню.

Джек

Спустя три дня я после обеда приезжаю в «Милано». Там пусто: обеденная толпа схлынула, время ранних вечерних пташек еще не наступило. Так и было задумано.

Метрдотель Берни указывает на мой постоянный столик в глубине зала:

– Ваша гостья уже здесь.

Я кривлюсь. Где же еще ей быть?

У стойки примостились Лоренс и мой адвокат. Я приветствую их кивком. В случае, если что-то пойдет не так, мне потребуются свидетели. Вчера Лоренс забрал у Софии подписанные бумаги. Неужели все это дерьмо и вправду уже позади?

Говоря со мной по телефону, Лоренс утверждал, что раз контракт уже у меня, я смогу с ней справиться. Но я не такой: я человек слова, а еще мне, наверное, хочется все же с ней увидеться и самому добыть подтверждение.

Увидев меня, она встает – высокая, изящная, в коротком красном платье с низким вырезом. Длинные светлые волосы, как всегда, завиты, на лице тщательно наложенный макияж, на губах легкая понимающая улыбка. На шее серебряное ожерелье и галстук-боло с бриллиантами на кончиках. Скромное обаяние богатства. Мне ли не помнить эту вещицу: это был мой подарок на ее день рождения. Через четыре месяца мы расстались. Мне горько об этом вспоминать. Я глубоко вздыхаю.

– Давно не виделись, Джек! – София широко улыбается и пытается меня обнять, прижаться грудью к моему пиджаку. В глазах у нее странный блеск: то ли это строптивость, то ли… что-то еще.

Я снимаю с себя ее руки.

– Давай сядем.

Она, надувшись, садится.

– Какой ты холодный, Джек! Я этого ждала, но надеялась, что ты будешь рад меня увидеть.

Мне трудно не заскрежетать зубами. Наверное, у меня получилось улыбнуться, потому что она улыбается мне в ответ.

– Я знала, что ты придешь. Эйден был очень мил, но ты… – София мелодично смеется. – Мы оба знали, что это давно должно было произойти.

Я удивленно приподнимаю бровь. Неужели? Я был бы счастлив больше никогда в жизни ее не видеть.

Она отпивает белое вино, задумчиво глядя на меня. Я не прячу от нее взгляд, но стараюсь выглядеть бесстрастным. София – единственная дочь любящих состоятельных родителей; в ее мире на первом месте стоят статус и власть. Мне следовало различить под симпатичной мордашкой мелкую душонку, но при нашем знакомстве я посчитал ее искренней, живой. Мыслящей. Когда мне хотелось помолчать, она заполняла пустоту. Люди к ней тянулись, она заразительно смеялась, мило улыбалась, и я ошибся, приняв это за откровенность.

– Да уж… Стоит тебе только пальчиком поманить – и я спешу на зов.

– Я подписала твои бумаги, – тихо говорит она. – Больше ни слова про тебя не скажу!

– Ты уже наговорила достаточно.

– Не хочешь узнать, почему?

Я мрачно усмехаюсь.

– После того, как ты издала книгу, пропало всякое желание.

– Ради денег, конечно. Полмиллиона все-таки. – София водит пальчиком вокруг своего бокала. – Я была сердита на тебя, Джек. Хотела больше внимания к себе. – Темно-карие глаза впиваются в меня.

– Надо же!

– А потом я встретила Родни.

– Слыхал, там все пошло вкривь и вкось.

Она пожимает плечами.

– Ты у нас суперзвезда, а он нет. Но Родни меня отвлек. Теперь он хочет, чтобы я к нему вернулась.

– Всегда хорошо иметь разные варианты.

София перекидывает длинную прядь волос через плечо.

– Он – не ты, зато, кажется, любит меня.

– Отлично! Держи его взаперти. Разве ты не этого хочешь? Замуж за профессионального спортсмена? Денег? Шикарной жизни?