– Да, да. В этом не сомневайтесь, расскажу, спрашивайте. Что именно вас интересует? – прилежно пробарабанил словами Поребриков, обескуражив товарищей своей учтивой готовностью.

– Ты возглавляешь лабораторию редактирования генома. Чем она занимается? – спросил Красноперов.

– Здесь нет никакой тайны, – радостно подхватил пленник. – Последние годы мы разрабатываем методы изменения человеческого генома под конкретные задачи. Речь идет об удалении и замещении отдельных генов из ДНК, негативно влияющих на качество человеческой жизни. Например, наследственные заболевания, старение, пагубные пристрастия и тому подобное. Теперь мы можем полностью переформатировать человека. – Поребриков вдохновенно загремел наручниками.

– Таблетка бессмертия для дряхлого вождя? – Мозгалевский несдержанно вмешался в допрос.

– Я не стал бы так оглуплять многолетний самоотверженный труд выдающихся ученых. А вы разве не хотели бы жить двести, триста, пятьсот лет? – генетик дерзко дернул ушами.

– Не дай бог, – презрительно хмыкнул Владимир.

– Значит, вы не чувствуете своего предназначения, не несете ответственности за судьбы миллионов. Ведь многим кажется, что избавление от смерти – это сказочный дар, но на самом деле – это осознанное бремя, право лидеров и гениев. Остальным за глаза достаточно и пятидесяти лет, чтобы не быть обузой семье и государству. – Квадратная голова ученого надменно вздернулась.

– И вы тоже над этим работаете? – гневно вспыхнул Мозгалевский. – Вам мало мора от пластмассовой еды, убитой свалками и радиоактивными отходами экологии, болезней, отвратной медицины?

– А это все от неотрегулированного хаоса социума, когда жизненный потенциал кретина работяги, который за двадцать лет полностью исчерпывает свою полезность, равен запасу здоровья личности космического масштаба. Но зачем, скажите, лечить больных, когда невозможно прокормить здоровых? – не уступал пленник.

– В чем секрет этой технологии? – генерал с нетерпеливым напором снова вернулся к допросу.

– Во-первых, мы можем удалять из ДНК программные гены смертельных заболеваний. Во-вторых, замещать ген старения во фрагментах ДНК геномом определенных видов деревьев и хрящевых рыб, не подверженных биологическому увяданию, – горделиво доложил генетик.

– Вот тебе и сказки про рептилоидов, – крякнул генерал.

– То есть нашим бессмертным лидером скоро станет полудерево-полурыба? – присвистнул Мозгалевский.

– Это слишком примитивно и утрированно, – обидчиво поморщился Поребриков. – Увы, подобный сарказм способен дискредитировать самые великие научные достижения.

– Зачем вам лаборатория в ДНР? – сухо перебил генетика генерал.

– Видите ли, это закрытая информация, и я бы… – растерялся Поребриков, явно смущенный подобным поворотом.

– Ты что, живность, забыл, где находишься?! – взревел генерал. – Таблетку от молотка и паяльника изобретут не скоро.

– Конечно же, конечно. Простите меня, это все от духоты, спертого здесь воздуха, – испуганно залебезил Поребриков. – Я все расскажу. Дело в том, что в России мы связаны инертностью закона, который допускает опыты исключительно в рамках эмбрионального материала, но все эксперименты на сформировавшемся плоде в утробе женщины или над взрослыми добровольцами пока что запрещены. В непризнанных республиках таких ограничений нет, и это позволяет нам апробировать теоретические и лабораторные открытия на полноценном человеческом материале. Но одна из наших лабораторий разгромлена, поэтому все работы по ДНР временно приостановлены, пока не будут установлены и ликвидированы виновные. Проект находится на самом высоком контроле. Все работы лично курирует Мария Воронцова.

– Дочка Верховного? – с трудом процедил Красноперов.

– Так точно. От нас требуют немедленных результатов, а сами не могут обеспечить элементарной защиты от фанатиков и террористов, – заскулил Поребриков.

– Что ты знаешь о «нити времени»? – рыкнул генерал.

– До недавнего времени считалось, что память – это всего лишь результат генерации электрических импульсов, которые возникают между клетками головного мозга. Но в 2012 году открыли энграм-нейроны, которые являются физическими носителями воспоминаний. Ну, а дальше установили, что из этих информационных боксов наша память кодируется на входящую в структуру ДНК «нить времени». Несколько попыток пересадки чужих воспоминаний в мозг сформировавшейся личности потерпели фиаско. Два реципиента сошли с ума, после чего эксперименты остановили. Тогда наши специалисты предприняли попытку транзита информации из ДНК в шишковидное тело мозга, в котором генерируются сновидения. И результаты превзошли самые смелые ожидания, – хвастливо вздернул голову ученый.

– Кто отвечает за проект? – оборвал его Красноперов.

– Знаю только, что этой темой занимался Лев Моисеевич Вайнштейн, но вскорости проект засекретили, и кто сейчас к нему имеет отношение, сказать невозможно. Ходили слухи, что все специалисты, работающие в этом направлении, находятся под госзащитой и полностью изолированы от внешнего мира. Но это больше смахивает на какую-то дурацкую конспирологию. – Поребриков натужно засмеялся.

– Лев Моисеевич героически погиб, раздавленный самосвалом, – угрюмо изрек генерал.

– Я бы не верил всему, что говорят по телевизору, – едко ухмыльнулся генетик.

– Тебе что-то известно об этом? – снова встрял Мозгалевский.

– Если бы мне было что-либо известно, я бы не позволил себе высказывать подобные сомнения, – смело отсек Поребриков.

* * *

– Снова пустышка, – Мозгалевский с досадой пнул старый таз, валявшийся на веранде. – Что будешь делать с этим чертом? Отпустишь?

– Володь, пусть это тебя не заботит, – огрызнулся генерал. – Мне кажется, недоговаривает он про нашего Мефистофеля. Ну да ладно. Пацаны его поспрошают с пристрастием. Если чего и знает, то расколется до жопы, а там видно будет. Нужно еще пару недель, чтобы всех прошерстить.

– Ты так угробишь весь цвет российской генетики, – через силу улыбнулся Мозгалевский.

– Да и хрен бы с ними. Шарлатаны и сатанисты изобретают сверхчеловеков и их обслугу. О дивный новый мир!

Генеральский кортеж забрал друзей в условленном месте, и уже через полчаса они поднимались на лифте в новую квартиру Красноперова в Доме на набережной, что на улице Серафимовича.

Бывшая пятикомнатная квартира Жукова потрясала своей помпезной роскошью. Прихожая встречала гостей растительными витражами из эпоксидной смолы, окутывавшими огромное зеркало венецианского стекла. Просторная гостиная, как ковром, устлана мраморной плитой с нетронутым природным рисунком, разбегавшимся от нежно-молочного до насыщенно-трюфельного оттенков. Центральную стену украшал каминный портал из оникса, обвитого бронзовой виноградной лозой, оставшееся пространство занимали пустые книжные стеллажи, обрамленные резным багетом. Стена напротив представляла собой массивное панно из продольных спилов вековых деревьев, возле которого расположился широкий диван, обтянутый оливкового цвета кожей рептилий. На кухне по центру возвышалась островная барная стойка, обложенная каким-то редким синеватым камнем. И в вышине причудливыми огнями переливалась люстра с подвесками из цветного стекла. Здесь же стояли высокие бархатные кресла богатого винного оттенка. На стойке в серебряном ведре томились во льду несколько бутылок игристого и литр заморской водки, а рядом с ним икорка, рыбка, пармезан и прозрачные листики хамона. Стол сервировала горничная средних лет в накрахмаленном переднике, окинувшая их строгим, почти осуждающим взглядом.