Звук приближался. Теперь уже он больше напоминал человеческие шаги. Федора кто-то догонял. И кажется, он догадывался – кто.

Хриплое дыхание. Силуэт, выступивший из мрака.

– Ты думаешь, я дам тебе уйти, гнида?

– А что? Вызовешь меня на дуэль?

– Дуэль – это для фраеров. А я тебя просто убью.

Кажется, Кабан не шутил. И Федор понял, что шансов у него нет. Он попятился, не сводя глаз с Кабана. А тот надвигался на него.

– А знаешь, почему я не убил тебя раньше? – прорычал он.

– На глазах у людей боялся? – предположил Федор. – Ждал, пока я один буду?

– Насрать мне на всех, – рявкнул Кабан. – Я мог тебя во сне придавить, за такую мразь никто с меня и не спросил бы. Мне хотелось в зенки твои бесстыжие заглянуть. И чтоб ты своей смерти в лицо посмотрел.

– Ну, посмотрел, – сказал Федор – Доволен ты теперь? Что ты знаешь о смерти? Вот я теперь кое-что знаю.

Если сначала ему было немного жаль Кабана, то теперь всякие угрызения совести пропали.

Кабан замахнулся. Всю силу вложил в удар. Если бы его удар пришелся в цель, Федор от него не оправился бы. Но в последний момент он успел увернуться.

Кабан взревел и снова кинулся на него. Федор вновь каким-то чудом уклонился. Но долго ему так было не протянуть, он это чувствовал. И когда Кабан вновь налетел, Федор отчаянно кинулся ему под ноги. Тот упал на него, едва не раздавил – массивный, пахнущий потом. Федор услышал глухой стук – это Кабан приложился головой о рельс. Он ошалело мотнул головой, и в эту минуту Федор нанес удар. Сомнений у него не было – если сейчас он не остановит Кабана, тот его прикончит. Федор не хотел его убивать, предпочел бы оглушить на время, чтоб успеть уйти. Кабан, все еще не очухавшийся толком, цепкой лапищей схватил его за левую руку, зажал намертво.

И с Федором что-то вдруг случилось. Его охватила дикая ярость.

Вместо широкой морды Кабана померещилось ему другое лицо – темные глаза, прядь волос, прилипшая ко лбу. Он чуть не задохнулся от ненависти. И врезал от всей души. Потом еще раз. И еще. За Лефорта. За Нелю. За Верку. За всю свою незадавшуюся жизнь. Потом под руку ему попался камень, и Федор с силой треснул Кабана по голове. Кабан замер и больше не двигался. Рука его разжалась. И тут Федор понемногу стал приходить в себя.

– Что ж я наделал? – пробормотал он. – Но ведь он первый начал? Да, вот теперь я и впрямь попал.

Он неуверенно нагнулся, посветил фонариком в лицо Кабана, опасаясь, что тот только притворяется и сейчас вскочит и кинется на него. Но Кабан лежал без движения. Лицо его, и так не отличавшееся красотой, теперь было просто страшно – обезображенное раной, залитое кровью.

– Все, блин. Кажется, и этот отмучился. Растворился в Нагвале, – сказал сам себе Федор. У него уже сил не было расстраиваться по этому поводу. Одно он понимал ясно – теперь ему точно конец. Если смерть Верки сильнее всего волновала одного Кабана, то, убив Кабана, Федор даже здесь, на бандитской станции, поставил себя вне закона. Этого ему не простят. Хотя, может, этот придурок еще жив? Но, кажется, это было уже неважно: даже если Кабан останется жив, ему, Федору, на Китае больше делать нечего.

Федор лихорадочно соображал. Если он сейчас продолжит путь, то скорее всего, не успеет дойти до Таганки: на Кабана скоро наткнется патруль, поднимет тревогу, за ним отправят погоню. Оставалось вернуться и попробовать пройти по поверхности. Он оглядел себя, кое-как пригладил всклокоченные волосы, вытер окровавленные руки об майку Кабана. Потом решительно зашагал обратно на станцию.

Патрульные удивились, увидав его снова.

– Чего тебе неймется-то? – буркнул один из них. – А Кабана ты не встретил, что ли? Он за тобой следом пошел.

«Они, наверное, уже и не думали увидеть меня живым», – с холодным бешенством подумал Федор.

– Кабана? – удивился он, стараясь потянуть время, лихорадочно соображая – как бы получше соврать. – Так это он мимо меня промчался? Я еще подумал – куда он так спешит? Он меня и не заметил.

Охранники дружно заржали. «Кажется, сработало», – подумал Федор. Он кинулся в палатку и быстро собрался, каждую минуту ожидая, что на станции поднимут тревогу. Когда шел к выходу, встретил, как назло, Леху Фейсконтроля.

– Ты куда это на ночь глядя? – удивился слегка протрезвевший Леха. Вид у него был такой, словно он ничего не помнит, и пьяных базаров с Федором на поминках – тоже. По крайней мере, Федор очень на это надеялся. Хотя про Леху говорили, что он только притворяется своим в доску парнем, а на самом деле – злопамятен и упрям. Если затаит обиду, способен как ни в чем не бывало улыбаться в лицо и шутить, пока не дождется удачного случая свести счеты, и уж тогда его не упустит.

– Да вот наверх решил сходить. Может, полезного чего найду, заодно и развеюсь. Муторно на душе как-то, – задушевно сказал Федор, стараясь, чтоб голос звучал как можно естественнее. С Лехой шутки были плохи.

– Ну ты прям крутым сталкером заделался! – фыркнул Леха. – А только зря ты уж так расхорохорился. Вот что я тебе скажу – рожденный ползать летать не может. Наше дело – в подземке сидеть, а не по поверхности шариться. Видал я таких, как ты, салаг. Сходит щенок раз, другой на поверхность – и думает, что всю науку он уже превзошел. В голову ему ударяет – тут он и пропал. Запомни – стоит только возомнить, что лучше всех все знаешь о поверхности – тут тебя и сожрут. Брось ты лучше эту затею. Это пьяная дурь в тебе бродит. Не нарывайся на неприятности, не ищи на все места приключений – пойдем, посидим, бражки еще выпьем, Верку помянем – целей будешь.

Федор покачал головой, соображая, как же ему отделаться от нудных поучений Лехи, которого явно разбирало поговорить.

– Кстати, ты Кабана давно видел? – озабоченно спросил Леха.

– Да видел вроде пару часов назад, а что? – стараясь говорить беспечно, спросил Федор.

– Да ничего, – пожал плечами Леха, – искал он тебя вроде.

Федор напрягся. И это не укрылось от Лехи, который свою кличку получил не зря.

– А чего это ты в лице переменился? – спросил он, пристально ощупывая Федора взглядом.

Тут Леху кто-то окликнул, и он зашагал прочь от Федора, буркнув: «Щас вернусь». Федор, сделав неопределенное движение руками, словно сожалея, что неотложные дела не дают вернуться к столь интересной беседе, быстро направился к герме, доставая химзу и противогаз. Напоследок он оглянулся на станцию – ближе к ночи становилось тише, и лишь из отдельных палаток долетали еще мужские голоса и пьяный женский смех. «Может, я сюда уже не вернусь, – подумал Федор. – Теперь совсем другая начнется жизнь, но какая?».

Он испытывал странную легкость, у него словно обострились все чувства и инстинкты. Это был уже не тот Федор, что прежде. Нынешний Федор уже мало чего боялся. Мысли стали резкими и ясными, многое из того, что беспокоило раньше, теперь потеряло значение.