Пандора прыснула и решительно отстранилась.

— Ну уж нет, Харлей, — мягко возразила она. — Мы оба знаем, чем закончится, если мы продолжим.

Демон вздохнул. Пандора была права. Любовь, дарящая силы и стирающая, как волшебным ластиком, голод, это, конечно, хорошо и замечательно, но они потеряли слишком много времени. Рано или поздно тот, кто дёргает их за ниточки, как марионеток, доберётся сюда… И, что-то подсказывало демону, против него не выстоять даже охранной службе Грозового Перевала.

Гризли ждал их за столом. Правда, несмотря на дразнящие ароматы съестного, стол был пуст, а над ним развернулась голографическая карта со сложной схемой над ней.

Не здороваясь и не поворачивая головы, медведь пробасил:

— Странное место. Самая южная точка Апостериории. Даже южнее Кемета. Вот они, здесь. Ваши координаты.

— Берг! — воскликнула Пандора.

— Мог бы и дождаться нас, — проворчал демон.

Медведь поднял голову.

— Да вы, ребята, созданы друг для друга. Даже психуете одинаково.

— Извини, — сдержанно сказал Харлей. — Спасибо, кстати, что отвез череп к Разлому.

Гризли пожал широкими плечами.

— Чтобы я отказал себе в удовольствии посмотреть на Велиара, которого уделал мальчишка? Без обид, брат…

Да какие уж тут обиды…

Спустя пару часов Пандора с Харлеем были готовы к вылету. Медведь ворчал, пытался отговорить их от безумия, но был, впрочем, не слишком убедителен. Ясно было, что их не оставят в покое. А играть в прятки надоело обоим. Что в зеркальных, что в фиолетовых глазах застыла решимость. Готовность поставить точку.

Чего бы им это не стоило.

Напоследок Харлей связался с Артуром.

Хотел позвонить Эраму, но передумал в последний момент. Брат, пожалуй, единственный, кто способен отговорить его. А Харлей не хотел, чтобы его отговорили.

Разговор с сыщиком добавил уверенности, парадоксально выбив последнюю опору из-под ног.

Потому что это был не Артур. Не совсем он. Кто-то… Глядя в отстранённое лицо сыщика у Харлея создавалось ощущение, что говорит за него кто-то другой.

Глядя невидящим взглядом прямо перед собой, Артур Ксавье сказал, что Харлею и Пандоре следует немедленно прибыть… Было ли совпадением то, что следом он назвал те же самые координаты, которые до этого сообщили перед смертью Рум и Делайла? А затем отключил связь.

— Чую, наше приключение подходит к концу, — прошептал Харлей, сжимая линкофон побелевшими пальцами.

— Они же не убьют его, правда? — побелевшими губами прошептала Пандора, сама не очень-то понимая, кто это — они…

— Не знаю, — покачал головой демон. — Но я рад, что не связался с Эрамом. Спасибо за всё, Берг. Сам видишь, наше нахождение здесь опасно для тебя.

Медведь отмахнулся и вышел за ними во двор. Напомнив, что демону — что дай, что выкини, с гордостью сообщил, что выхлопотал для них на этот раз ароплан. Показал отсеки с припасами, оружием, снаряжением. Сдержанно попрощался с Харлеем и сгрёб в медвежьи объятия Пандору.

— Знаете, что, ребята? — сказал он, когда оба забрались внутрь, прежде, чем закрылся люк. — Постарайтесь выжить.

— Мы постараемся, — ответил за обоих Харлей и заскользил пальцами по панели.

Гризли смотрел вверх, задрав голову, пока ароплан не превратился в крошечную точку на небе, а затем и вовсе не исчез.

Берг почесал затылок и тяжело вздохнул.

— Да, серьёзно вас пригласили, ребята, — сокрушённо пробасил он дрогнувшим голосом, впервые за всё это время позволяя себе эмоции. Глаза его блестели. Должно быть, виной тому был солнечный свет. — От таких приглашений не отказываются.

Глава 37

Полёт длился целую неделю.

Яркую, бурную, наполненную счастьем… Несмотря на то, что впереди ждала неизвестность. И, скорее всего, конец.

— Прости, малыш, — сказал демон однажды ночью, когда они сидели у костра на берегу реки и смотрели, как по чёрной поверхности воды ползут языки пламени. — Если бы не я… Ты не вляпалась бы во всё это. А теперь уже поздно.

— Поздно о чём-то жалеть, — возразила Пандора. — Тем более, что жалеть мне не о чем. Если бы не ты, я не узнала бы, что такое счастье. Что такое любовь. Ради такого не жалко умереть.

— Малыш…

— Нет, правда, — с тихим смехом гарпия прильнула к плечу демона. — Если честно, я теперь и в смерть не верю.

— А во что веришь?

— В нас.

— А ещё?

Гарпия задумалась.

Чернильное звёздное небо рассекла падающая звезда. Пандора проводила её полёт зачарованным взглядом и серьёзно посмотрела в глаза Харлея.

— Верю, что лучше вспыхнуть и сгореть в одночасье, как метеор, чем тлеть тысячу лет лучиной.

Они много говорили. Обо всём на свете. Стремились узнать друг друга лучше, ещё лучше, ещё ближе. Оба понимали, что другой возможности может и не представиться.

Харлея потрясли слова гарпии о том, что после всего, что произошло, она не верит в смерть. О том, что яркая вспышка настоящей жизни, наполненной Любовью, стоит того, чтобы расплатиться за неё долгой, практически бессмертной жизнью высшего демона.

По сути, она лишь озвучила его собственные мысли по этому поводу. Это вошло для них в норму. Они одинаково думали. Одинаково чувствовали. Одинаково смотрели на вещи.

— И всё же, малыш, знай, нет такой силы, которая разлучила бы нас. Даже если в конечной точке нашего маршрута нас отправят за Грань, я найду тебя и там. Найду в тысяче миров. Потому что ты для меня Единственная.

— И ты для меня…

Они говорили о проекте «сфера». Немного сожалели о том, что без Харлея, без поисков истинного унобтания, недостающего компонента для космических кораблей размеров с планету, некому будет довести его до ума.

Гарпия жалела, что единственное, что она знала в жизни до встречи с любимым — это борьба. Хотелось больше узнать о квинтэссенции науки и магии, изобрести что-то такое, что потрясло бы мир. Ей всегда нравилось конструкторское дело, всегда нравилось копаться в механизмах.

Но всё же грусть по не сделанному, неосуществлённому была светлой. С лёгким флёром горечи, но не имеющая ничего общего с пустотой, которая жила в сердце каждого из них до судьбоносной встречи.

С открытием для себя и в себе Любви, им открылась и некая Мудрость, словно Открытая Тайна, которая всегда была на виду, но которую не разглядеть, пока твою душу терзает голод.

Крепко держась за руки, они смотрели на то, что им предстоит, что бы это ни было, как новое захватывающее приключение.

А то, что это приключение, скорее всего, станет для них последним, делало его ещё привлекательнее.