Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уф, что-то замерз, — пожаловался я, растирая руки. Ладони в самом деле слегка онемели, как с мороза. — Чайку бы сейчас горячего…
— А лучше вискаря! — мечтательно сказал Валенок, доставая сигареты.
— А я мороженое съем! — заявила Ники.
— Что, перегрелась?
— Прогуляемся до Стрелки, заодно и согреемся, — предложил Грег.
Возражать никто не стал. Даже приятно было пройтись пешком по твердой, надежной, не ускользающей из-под ног земле, вдыхая привычный городской воздух, пропитанный влагой и запахом бензина, любуясь на бледный круг солнца, мелькавший среди низких питерских облаков.
Пока Ники искала, где бы купить мороженое, Грег и Валенок вступили в оживленную беседу. Я шагал рядом, внимательно прислушиваясь. Как и думал — подводились итоги прогулки к богу-призраку. Итогами Черный лорд с его верным вассалом были, как ни странно, в целом довольны.
— Не слишком-то много времени дал нам Мертвый, — ворчал Валенок.
Грег пожал плечами.
— Мог бы и вообще не предупреждать. Это любезность с его стороны. Он помог нам гораздо больше, чем я рассчитывал. Назвал время, место…
— Да уж!
— Нет, серьезно! Новости отличные. Честно говоря, я ждал чего-то такого. Надеялся… Не смел надеяться. Думал, наш противник будет осторожнее. Но он не смог упустить такую возможность…
— Кто начинает, тот подставляется, — заметил Валенок.
— Да, но и получает преимущество. Выгадывает один ход. Главное, чтобы он нас не обошел. И провоцировать его не понадобилось.
— Почти.
Грег с Валенком одновременно посмотрели в мою сторону.
— Теперь наша задача — ради всех богов, не спугнуть его. Сидеть тихо и ждать.
— Одного я не понял, — признался Валенок. — Что там Мертвый говорил о городских жертвенниках? Почему они не годятся?
— Да, — мне наконец удалось встрять в беседу. — Объясните! Что еще за жертвенники? И вообще, о чем речь?
— Ники, — окликнул ее Валенок, — объясни ему про жертвенники!
— Леша, все просто, — сказала Ники, разворачивая мороженое. — Ты же понимаешь, что богам нужны жертвы. Боги любят кровь. Все ее любят. Кровь — это сила. А жертвенник… ну, например, это такое место, где часто гибнут люди. Знаешь, говорят о «проклятых» улицах или перекрестках, где всегда аварии… С этим надо смириться.
— Что значит смириться?! — возмутился я.
— Ну, есть статистика по несчастным случаям. Остается только надеяться, что в нее не попадешь. Как-то так.
То, что я услышал, мне совсем не понравилось.
— Может, все-таки объясните, что происходит? Какое жертвоприношение?
Грег с Валенком переглянулись.
— Леша, — ответил Грег, — тебя эта информация точно не касается.
Я вопросительно взглянул на Валенка. Тот развел руками.
— Потом расскажу, что вышло.
— А мне что делать? — рассвирепел я. — Опять постоять в сторонке? Выкинуть из головы, что где-то в Питере на днях состоится жертвоприношение? Потому что это не мое дело?!
— Ты что, считаешь, что это твое дело? — с любопытством спросил Грег.
— Конечно! Это же… Ну, если ты получаешь такую информацию, она сразу становится твоим делом! По определению!
— Почему?
Я помедлил, формулируя.
— Потому что если ты знал о подготовке убийства и ничего не сделал, то ты становишься… ну, как бы соучастником.
— Интересная точка зрения…
— По-моему, это очевидно! И мне непонятны ваши рассуждения насчет того, чтобы не вмешиваться и не вспугнуть. А если мы не успеем?
— Во-первых, никакого «мы», — строго предупредил Грег. — Ты в этом деле не участвуешь. А во-вторых, есть вещи более важные.
— Это какие?
— Можно сорвать одно убийство, а преступник ускользнет и возьмется за старое. А можно выждать и взять его на месте преступления. И тем самым предотвратить множество других смертей.
Я помотал головой.
— Нет, так нельзя! Конечно, это звучит логично, но… Неужели ты смог бы хладнокровно сидеть в засаде и смотреть на убийство?
Грег подумал и сказал:
— Если это поможет мне взять убийцу — да.
— К тому же, — добавила Ники, — жертва — всего лишь человек.
Меня покоробило — так, как не коробило даже от рассудочно-жестоких слов Грега. И от довольной морды Валенка, который явно был с ними полностью согласен. Ладно Валенок, какой с него спрос — он псих и отморозок и сам когда-то был бандитом… Но Ники! Да она даже не дракон! Если вычеркнуть ее загробных родственников — так, обычная девчонка! Кем она себя возомнила?!
Так я и сказал. Запальчиво и довольно грубо.
Я ожидал ответного взрыва возмущения, но Ники даже не обиделась. Только высокомерно ухмыльнулась.
— Обычная девчонка? Внешне, Леша. Только внешне.
— Конечно, ты же дочка бога, — ядовито передразнил я. — Высшее существо. Не такое, как все. А жалкие смертные достойны только презрения, да?
Ники вдруг побледнела и швырнула мороженое на асфальт. Кажется, мне удалось наконец зацепить ее. Но услышал я совсем не то, что рассчитывал.
— Они достойны презрения? — переспросила она дрожащим голосом. — Да они и презрения-то не достойны! Большинство людей — это просто животные, биологические машины. Одно слово — личинки! Говорят, свиньи не могут смотреть на небо — но эти еще хуже. Они-то могут, но даже и не пытаются! Они ничего не умеют, ничего не знают, но самодовольно полагают, что могут учить других. Они мало живут, они ничего не знают о жизни и не ищут знаний… Они подчиняются тысячам нелепых условностей, но даже не могут объяснить их смысла. А что они делают с собственными детьми? Сколько они превращают тех, кто может подняться, в свое подобие?!
Я был ошеломлен.
— Почему ты так ненавидишь людей?
— Когда я была ребенком, я была вынуждена тайно жить среди смертных. Они травили меня, оскорбляли. Они никогда не принимали меня как свою. Как звери, какими они и являются. Но сама я никогда, никогда не считала себя одной из них! Я поняла это, только когда выросла. И теперь мне всю жизнь жить с воспоминаниями о том, как эти твари отравили мне детство!
Ники задрала нос и оглядела нас с вызовом. Но я даже не нашел что ей ответить.
Я испытал шок — и от этой эмоциональной вспышки, и от ее содержания. Слова Ники были мне противны. Но вместе с отвращением я, к своему удивлению, почувствовал к ней невольную жалость. Так бывает, когда видишь какое-нибудь дикое животное — лязгающее зубами, но безнадежно покалеченное. Какая бездна горечи и ненависти! Словно приоткрылась дверь, а за ней — детские обиды, многолетнее одиночество… Свирепая, скрытная, ранимая Ники!