Специалисты по-разному интерпретируют это различие. Одни приписывают его биологическим свойствам. Другие выводят его из особенностей взаимоотношений матери и дочери: формируя свою идентичность по материнскому образцу, девочка тем самым развивает в себе базовое чувство тождественности и взаимосвязанности, тогда как мальчик, идентичность которого резко отлична от материнской, формирует чувство различия и отдельности (Ходоров, 2000). Социальная психология связывает эти различия с особенностями типичных мужских и женских ролей (Eagly, 1987): женщины чаще выполняют функции, предполагающие заботу о других (мать, сестра), тогда как мужские роли подчеркивают необходимость независимости и самопродвижения. Феминистские теории выдвигают на первый план проблему власти: будучи подчиненными членами общества, женщины должны уметь угадывать желания более могущественных «других», тогда как мужчинам, принадлежащим к господствующей группе, это требуется в меньшей степени.

Интересно, что, хотя теоретические объяснения расходятся, самого феномена различия мужской и женской самореализации никто вроде бы не отрицает. Но если гендерные различия в ориентации преимущественно на независимость или взаимозависимость существуют, то они неизбежно скажутся и на критериях субъективного благополучия. Женщины, чья ориентация на взаимозависимость напоминает коллективистские культуры, будут при оценке своего благополучия принимать во внимание как внутренние, так и внешние источники, тогда как мужчины, чья ориентация на независимость близка к индивидуалистическим культурам, будут при оценке своего благополучия отдавать предпочтение внутренним источникам. Хотя кросскультурные исследования эту гипотезу не проверяли, существуют ее косвенные подтверждения.

В одном исследовании было показано, что мужское и женское самоуважение покоится на разных основаниях, связанных с культурно-заданными гендерными ролями: мужское самоуважение теснее связано с личными достижениями, а женское – с успешными межличностными отношениями. По некоторым предположениям, мужчины и женщины не совсем одинаково определяют свое «Я». Мужчины склонны конструировать схемы самости, центральным принципом которых является «отдельность от других», а первичными компонентами – черты, навыки и свойства, имманентно присущие индивиду, тогда как женщины конструируют схемы, в основе которых лежит принцип связи с другими. Правомерны ли столь широкие обобщения – сказать трудно. Однако исследование, проведенное Анной Рейд, показало, что американские мужчины и женщины действительно основывают оценки своего жизненного благополучия на разных источниках: для мужчин главное – самоуважение, удовлетворенность собой, тогда как для женщин – это только полдела, вторая половина счастья – участие в гармоничных и взаимно удовлетворяющих личных отношениях (Reid, 2004).

Косвенным подтверждением наличия сходных тенденций в России может служить сравнительное изучение мужских и женских автобиографий. Судя по этим данным, российские мужчины гораздо чаще женщин выражают удовлетворенность тем, как сложилась их биография. Неудачной считают свою жизнь 28,6 % мужчин, удачной – 68,9 %. Большинство мужчин видит свою удачу в выборе жены и рождении детей (28,2 %), затем (17,9 %) – в выбранном образовании, профессии и работе, 11,8 % – и в работе, и в семье (Мещеркина, 2004). Формируя биографический конструкт «самодостаточного Я», мужчины стремятся представить себя, прежде всего, с точки зрения полученного ими образования и пройденного профессионального пути и гораздо реже – с точки зрения отношений с кем бы то ни было. Вдвое больше мужчин, чем женщин, полагают, что они сами кузнецы своей судьбы. Мужчины в два раза реже женщин повторяют родительский биографический проект. Код «семья и обзаведение детьми» занимает в их рассказе маргинальное положение. Согласно их автобиографической самооценке, мужчины менее склонны зависеть от обстоятельств, они чаще женщин приписывают управление биографией лично себе, но в то же время чаще женщин подвластны влиянию значимых «других» (родителей, друзей). Среди наиболее употребимых смысловых кодов мужской биографии: «как сложилось, так сложилось», «повлияла перестройка и общее ухудшение экономической обстановки», «упущенные возможности, в том числе образование». Мужчины почти в три раза реже женщин связывают свою удачу с полученным образованием, зато втрое чаще отмечают неудачи, связанные с работой. Суть «мужской биографической нормы» Мещеркина видит в оседлости, верности выбранной распространенной профессии, стабильности социального контекста, усредненности, наличии полной семьи, следовании норме здоровья и поведения. Мужчины вдвое реже женщин ориентированы на повторение своей судьбы в детях, среди них больше тех, кто видит биографию своих детей иной, нежели их собственная. Таким образом, социальное изменение чаще стимулируется мужской, чем женской биографической практикой.

Думаю, что для серьезных теоретических обобщений этих данных недостаточно. Однако определенную пищу для размышления они дают. Самое интересное, на мой взгляд, заключается в том, что от глобального отождествления (мужчины и женщины одинаковы) и такого же глобального противопоставления (мужчины – с Марса, женщины – с Венеры) мы приходим к констатации тонких социально-групповых, этнокультурных и индивидуальных вариаций.

Еще одно мое замечание касается предполагаемого «индивидуализма» мужской культуры. Хотя такое предположение для мужчин лестно, потому что с индивидуальностью ассоциируются новизна и креативность (очко в пользу теории Геодакяна), практически любая мужская культура (и по данным антропологии, и по психологическим данным) представляет собой противоречивое сочетание высокой соревновательности (всех опередить, подчинить и выделиться) и такого же высокого коллективизма (чувство локтя, принадлежность к стае, умение подчиняться групповой дисциплине). Как эти потребности преломляются в самосознании и оценке своей успешности и благополучности – нелегкий вопрос. Вероятно, разные мужчины в разных обществах и в разных конкретных ситуациях отвечают на эти вызовы по-разному. Может быть, большая индивидуализация мужчин по сравнению с женщинами следствие не столько их природных качеств, сколько большей дифференциации их жизнедеятельности (индивидуальная работа – социальная привилегия)? Этот вопрос возникал у нас при обсуждении древнейших форм разделения труда, но пока ни антропология, ни психология ответить на него не могут.

И последнее. Мужчины во всех возрастах склонны считать себя более сильными, энергичными, властными и деловыми, чем женщины, но при этом они, особенно мальчики-подростки, нередко переоценивают свои способности и положение, не любят признавать свои слабости и недостаточно прислушиваются к информации, которая противоречит их завышенной самооценке. Хотя такой защитный механизм (игнорируя информацию, противоречащую его образу «Я», человек защищает свое самоуважение) кажется иррациональным, он способствует формированию жизнестойкости и внутренней установки на самостоятельность. То есть он идет мужчинам на пользу. Но прекрасное нормативное мужское качество – уверенность в себе – легко превращается в опасную самоуверенность. Это имеет свой социально-педагогический аспект.

С 1970-х годов в США проводится широкая социально-педагогическая кампания по повышению самоуважения школьников и особенно – представителей стигматизированных групп. Она, несомненно, приносит пользу. Но «аффирмативный (поддерживающий) дискурс» – похвалы независимо от реальных достижений – имеет и немалые издержки. Если в последней трети ХХ в. влиятельные американские психологи писали об опасных последствиях низкого самоуважения, то в последние годы по крайней мере трое видных психологов – Рой Баумейстер, Дженнифер Крокер и Николас Эмлер, опираясь на данные социальной статистики, утверждают, что плохие ученики, вожаки криминальных уличных шаек, расисты, убийцы и насильники вовсе не страдают пониженным самоуважением, напротив, зачастую они считают себя выше и лучше других. Само по себе высокое самоуважение не ведет к агрессии, но если оно не находит признания и подкрепления со стороны окружающих, оно превращается в опасный нарциссизм, некритическую самовлюбленность, которая может быть использована в каких угодно антисоциальных целях вплоть до терроризма. Многие религиозные экстремисты, и не только исламские, прямо говорят, что они призваны Богом исправить греховный мир и уничтожить тех, кто этому препятствует. Вот только боги и ценности у них разные. Между прочим, склонность к крайностям и экстремизму тоже типичное мужское свойство…