class="p1">Оглушенная внезапной догадкой, я открыла глаза – никакого потолка в танцевальном зале. Одна непроглядная чернота. Кто выключил свет?

– Антон, – позвала я. Голос прозвучал непривычно тихо. В зале все время было эхо. – Антон!

Ничего.

Я поводила рукой рядом с собой. Ни бетона, ни паркета. Поверхность из гладкой стала рыхлой, как земля. Минуточку. Похоже, это и есть земля.

Я подняла голову, и где-то совсем рядом раздалось приглушенное шипение. Голая земля под спиной, абсолютная темнота и шипение змеи могли собраться вместе только в одном известном мне месте.

– Антон, – последний раз позвала я, но уже знала, что он не откликнется.

Сверху послышались тяжелые шаги, будто кто-то спускался по ступеням.

Я скомкала рубашку и снова прижала к ране, которая все это время, похоже, продолжала кровоточить.

Ну вот теперь сработало. Иди ко мне.

Любимый.

Вера, 17 лет

Мы стояли перед полуразрушенным зданием, в котором с трудом угадывалась усадьба начала девятнадцатого века. Солнце недавно зашло, и окна с выбитыми стеклами смотрели черными провалами. Темнота казалась сущностью этого дома, а почерневшие доски – шрамами на его изможденном лице.

Чтобы взобраться на крыльцо, мне пришлось высоко задирать ноги: ступени раскрошились от старости. Но за время, что сюда ходила, я успела к этому привыкнуть.

– Ты идешь? – Я оглянулась.

Длинноногий Костя с легкостью забрался на крыльцо, но внутрь заходить не спешил.

– Напомни, зачем мы сюда опять лезем?

– Просто так.

Я шагнула в темную сырую прохладу. Все звуки: жужжание комара над ухом, стрекот кузнечиков, легкие порывы ветра и треск веток, – остались снаружи. Внутри царила тишина. Наверное, именно такую тишину называют мертвой.

Костя подошел сзади.

– Слушай, этому дому больше лет, чем мумии Ленина. Я люблю заброшки, но не каждый же день. Никто, кроме нас, сюда не ходит.

– И что?

Я на ощупь двинулась по коридору, не дожидаясь, пока Костя включит фонарик. Чтобы ориентироваться, мне хватало прижатых к шершавой стене ладоней.

– И никто нас, если что, не найдет.

За спиной щелкнула кнопка, и желтый луч выхватил узор на старинной двери рядом с моей рукой.

– Да ничего не случится. – Я двинулась дальше. Эту дверь я помнила – она вела в кабинет. Значит, следующая будет в столовую. Я облазила уже весь первый этаж, но так и не нашла комнаты, которая могла бы принадлежать Эдгару. – Думаю, надо подняться наверх. Господские спальни обычно там.

– А что мы забыли в господских спальнях?

– Вдруг там найдется посуда, одежда или украшения. Тебе разве неинтересно?

Луч фонарика осветил то, что осталось от лестницы. Узкие ступени выглядели так, что я невольно подумала: подняться по ним, может, и получится, а вот обратно придется прыгать.

– Не настолько интересно, чтобы ломать себе шею, – саркастично заметил Костя. – Может, поищем другую усадьбу?

Умом я понимала, что он прав. Лезть наверх было сродни безумию. Я уже хотела согласиться, но тут что-то потянуло меня к лестнице. Будто кто-то тихонько позвал: Вера… Ве-е-ра.

Видно, Лестер неподалеку и решил подшутить.

– Ничего не случится, – увереннее повторила я.

– Ну да, ну да, дух Эдгара не допустит, чтобы с тобой что-то стряслось. Я помню эту историю. – Мазнув фонариком по стене напротив, Костя подошел ко мне. – По-моему, тебе пора придумать новую.

– Мне и с этой прекрасно.

– Не думаешь же ты, что он возьмет и спустится однажды по лестнице!

– Да я ничего не…

– Тсс! – Костя вдруг замолчал. Потом выключил фонарик. – Слышишь?

– Неа.

– Погоди. Вот сейчас.

Тишина расступилась, впуская новые звуки. Это были шаги. Тяжелые и уверенные, будто кто-то хорошо знал, куда идет. Но шаги доносились с лестницы, а она бы не выдержала такой вес.

Точно Лестер.

Но стоило глазам немного привыкнуть к темноте, я увидела: человек передо мной был приземистым и крепким. Спутанные волосы падали ему на лоб и почти закрывали глаза – в полумраке я не могла разглядеть, какого они цвета. Да это было и не важно.

– Вера, – произнес он низким голосом, и тут в груди у меня защемило.

Это было в разы хуже невидимых крох печенья от оживленных фантазий. Из меня словно вынули сердце, разрезали пополам и вернули под ребра. Боль была такая оглушительная, что я со стоном согнулась пополам.

– Вера! – Чьи-то мягкие руки легли на спину. Костя. – Ты чего? Кто это?

Я никак не могла отдышаться, чтобы вымолвить хоть слово.

Помоги мне боже. Он настоящий.

Настоящий.

Тяжелые шаги раздались ближе, и меня окутал запах ветоши.

– Это…

Прав был Лестер, нельзя создавать ничего живого. В груди по ощущениям зияла открытая рана.

– Ты знаешь, кто я.

Мысли роились, я не могла ухватить хотя бы одну. Лестер… Костя. Господи, как же больно!

– Не подходи! – воскликнул Костя. – Надо кого-то позвать. Подожди, я сейчас позвоню…

Лестер убьет меня. Нет, сначала он убьет Эдгара, а потом меня.

– Эй, эй! Я полицию вызову! Не подходи!

На десятый выдох я смогла медленно разогнуться. Волосы взмокли, стук сердца, точнее, того, что от него осталось, отдавался в кончиках пальцев.

– Не трогай… его, – просипела я. – Пусть… живет.

Антон

В беспамятстве мне привиделась Катя. Такая, какой я ее помнил – светлая, лучистая, с розовыми губами и круглым лицом. Кажется, на секунду я очнулся – не знаю, показалось мне или нет – и увидел вместо нее Веру. Она сочувственно смотрела на меня и как будто даже собиралась погладить. Помню, меня прошибла мысль, а потом я снова отключился.

«Ее надо спасти».

Цель давала силы и воздух. Глушила боль, хоть я и знал, что только на время. Пока я думал о том, как спасти Веру, мясорубка в груди замедлялась.

И вот теперь я сидел на коленях и тупо пялился на пустой пол.

Еще секунду назад Юля что-то говорила про свои записи, Лестер вопил про предательство, и тут бац – минус два человека. Тёма и Вера пропали. Как это вообще возможно? Я так понял, волшебство отключили.

– Юля, подожди.

Я окончательно освободился от скотча и сгреб Лестера за шиворот. Тот плевался ругательствами, как кобра ядом.

– Слушай сюда, – пока говорил, я резал на нем скотч. Если что-то делать, в груди жгло не так сильно. – Вера исчезла. Тёма тоже. Он не мог выжить. Это она его перенесла? Я думала, ее сила всё.

– Забрала! Гадюка! Бестолочь! Курва! – шептал Лестер сухими губами. Мне показалось, кости и кожа его еще