немного. Похоже, Юля и правда больше не управляла погодой, и мир от этого не сгинул и не схлопнулся, а просто тек себе дальше по ленте времени, как сотни лет назад.

Я медленно вздохнула и привычным движением поправила повязку под кофтой. Рядом завибрировал телефон. Сообщение было от Антона.

«Как твой бок?»

Раз в день он спрашивал, как мой бок, я – как его ухо. Чтобы он соизволил показаться врачу – хотя вряд ли веселый толстый дядька, к которому мы тогда приехали, был врачом, – мне пришлось встать в позу. Получив шесть швов и лошадиную дозу обезболивающего, я тяжело поднялась с кушетки и, опершись на дверной косяк, заявила, что не уйду, пока «этот бездушный садист» не осмотрит Антона.

Я открыла «Сообщения».

«Все ок. Как ты? Как Ваня?»

Каждый день я вворачивала свое «как ты», и каждый день Антон сообщал мне что угодно, кроме ответа на этот вопрос.

Лестер бы сказал: «А что ты хотела?», но Лестера не было слышно с тех пор, как он заверил меня, что умрет без волшебства. Наверняка он не появлялся, чтобы проучить меня. Третьего человека на своем личном кладбище я точно не переживу.

«Ванька еще спит, но проснется. Не волнуйся», – написал Антон.

«Когда?»

«Как Фрося родит».

Я ошеломленно перечитала сообщение. Фрося родит – кого? Они что, не?..

«В смысле ребенка?» – переспросила я и тут мысленно дала себе щелбан.

А кого еще можно родить? Неведому зверушку?

«Да».

Я тихонько вздохнула, чувствуя, как рану начинает дергать. Он же не хотел. А уж она как не хотела…

«Это точно известно?»

«Я знал это с самого начала».

Еще три глубоких вдоха и выдоха не помогли. Я осторожно дотронулась до грудной клетки кончиками пальцев, пытаясь понять, где больно. Болела кожа. Или сама душа.

В последние недели я часто вспоминала, как Антон прижал меня к себе в усадьбе – будто я самое дорогое, что у него есть. Иногда я использовала это воспоминание, чтобы заснуть, иногда – чтобы проснуться, вырвав себя из марева призрачных образов. Удивительно, но с тех пор как Эдгар шагнул в меня, кошмары стали сниться реже, а ощущение в груди да и вообще в теле изменилось: дыра затянулась, и я вновь почувствовала собственную целостность.

«Мы можем увидеться?» – набрала я.

«Давай».

Я посмотрела на медленно гаснущий экран телефона, точно он готовился выкинуть еще какую-то пакость, и снова горестно вздохнула.

Ребенок. Господи боже мой. Ребенок!

* * *

Раньше на месте кафе, которое красовалось чуть ли не на выходе из моего подъезда, росли тополя и стояли лавки. Кафе походило на здоровенную коробку конфет и ничем особенным не отличалось, кроме того, что в нем, судя по вывеске на входе, подавали умопомрачительно вкусный шоколадный торт. А еще там было удобно встречаться тем, кто недавно пережил операцию и передвигался, как раненая черепаха.

Я пришла слишком рано. Квадратные столики с красными и зелеными вазочками были пусты, робкое утреннее солнце раскрашивало их неровными бликами. Антона еще не было. У стойки с пирожными стоял темноволосый накачанный парень в кепке и фартуке с логотипом кафе и протирал стаканы белым вафельным полотенцем.

Парень показался мне смутно знакомым. На всякий случай я села поближе к двери: опыт научил меня не доверять тем, кто с первого взгляда кого-то напоминал.

Не прекращая улыбаться, парень подошел и протянул мне меню.

– У нас очень вкусный кофе, – сказал он вместо приветствия.

Тут я его узнала. Это был один из близнецов с открытого урока Юли. Ну нет, не бывает таких совпадений. Я снова покосилась на стеклянную дверь. До нее было всего ничего, но от мысли, что придется резко куда-то рвануть, швы задергало.

Я бессильно уронила руки на стол и спросила:

– Что тебе нужно?

Парень снова улыбнулся, не показывая зубы, и склонил голову. Когда пол-лица ему закрыл козырек кепки, меня вдруг осенило – я вспомнила, где встретила его впервые. Это был тот самый доставщик пиццы, который не взял денег, когда Лестер пришел ко мне – сколько? Месяц назад? А кажется, полжизни.

– Не бойся его, – прозвучал позади негромкий голос Антона.

Я обернулась. Под просторным черным свитером угадывалось очертание кобуры, но руки его спокойно лежали вдоль тела. На щеках темнела трехдневная щетина, под глазами отпечатались круги. На горле и ключицах алели следы от ожогов. Похоже, Антон и не думал их прятать.

Он опустил на меня взгляд, мазнул им по лицу и груди и скользнул туда, где под просторной маминой кофтой скрывалась повязка.

– Привет. – Антон неторопливо обошел парня и отодвинул стул напротив меня. – Это один из Смотрящих. Он безвредный.

– Кофе? – услужливо предложил близнец и склонился ко мне, приготовившись записывать заказ в крошечном блокнотике.

В этот момент я увидела, что в темных до черноты глазах клубился туман. Неудивительно, что он прячет их под козырьком кепки.

– Что? – переспросил Антон, поворачиваясь правым ухом. – Погромче.

– Кофе? – повторил близнец.

– Да. Черный, без сахара.

– И мне, – сказала я.

– Хотите шоколадный пирог? – не унимался Смотрящий, еще ниже склоняясь над своим блокнотиком в подобострастной позе.

Вряд ли кусок полез бы мне в горло, но я зачем-то кивнула.

– И шоколадный пирог, – сцепив перед собой руки в замок, добавил Антон.

Похоже, за время, что я была без голоса, он привык озвучивать мои желания.

За столиком воцарилась тишина. Антон смотрел на зеленую вазочку между нами, я – на Смотрящего, который засыпал зерна в кофемашину. Мускулы у него были, как у Шварценеггера в юности. Казалось, черная футболка вот-вот лопнет на бицепсах.

– Кто такие Смотрящие? – спросила я, изо всех сил оттягивая вопрос, на который снова не получу ответа.

– Говори погромче.

– Кто такие Смотрящие? – повторила я.

– А… Наблюдатели за миром. – Голос Антона звучал отстраненно. – Они следили за тобой, пока ты спала те три года. Потом – когда проснулась. Потом они, видимо, следили за Юлей.

– И теперь снова за мной, – угрюмо закончила я, наблюдая за близнецом.

Сейчас этот юный Шварценеггер вернется, и я точно не задам тот вопрос, который хотела. Я набрала воздуха в легкие и выпалила:

– Ты сможешь жить без заморозки?

Антон не шелохнулся. Лицо его не изменилось, только брови чуть поднялись. Взгляд примерз к сцепленным в замок пальцам.

– Поживем – увидим, – после секундного молчания ответил он.

– Ты злишься на меня?

Я с ужасом поняла, что этот вопрос мучил меня даже больше, чем «куда делся Лестер».

Тонкие, почти бескровные губы Антона дрогнули от едва заметной усмешки. Она была