самый метакортекс. — Давний интерес зажегся огоньками в ее глазах. — Наблюдать Иверневу… Миша! Это было настолько захватывающе! Не знаю даже, с чем сравнить… С явленным чудом! Я, помню, установила с помощью томографа, что метакортекс плода становится активным примерно с тринадцатой недели, то есть одновременно с окончанием формирования основных отделов мозга. Активацию метакортекса плода Наташа ощущала как внутреннее приятное тепло — «будто что-то слегка грело изнутри». И я тогда достала через Контору медкарту Дворской… И что же? У Инны тоже были подобные ощущения! И тоже, начиная с тринадцатой недели!

— Здорово, — честно признался я, и начал подбивать близняшку: — Спроси мою маму тоже!

— Спрашивала! Говорит, что-то такое было.

— Именно что-то! — фыркнул я. — Не то сын, не то дочь… Оно! А весу в нем… на тринадцатой-то неделе… грамм пятьдесят, наверное?

— Даже меньше, — кивнула Света. — С мышь размером. И ты не мной, давай, а своей Наташкой восхищайся! Знаешь, как она мне помогла? Весь софт для томографа переписала, картинка стала раз в пять четче!

— А Наташка рассказывала, что вы как бы вдвоем…

— Именно, что как бы! — рассмеялась Сосницкая. — Нет, я честно указала, что улучшить софт мне помогла сама «пациентка Н.», но, всё равно… Это потом уже мы с ней на пару «обучали» новую базовую модель, тысячи МРТ-снимков перетаскали, пока не добились нормального разрешения, а иначе ведь не разглядишь ничего — у плода на тринадцатой неделе мозг реально с мышиный!

— Конгениально… — пробормотал я.

— Да-а… — кивнула Сосницкая, остывая помалу. — А если честно, Миш… Всё еще больше усложнилось и запуталось. Мы и раньше-то мало что понимали в когнитивных процессах, а сейчас…

— … Из-за этих паранормов, — подхватил я, — вообще ни бум-бум!

— Да, Мишенька! Да! — смешливо зафыркала Света. — Только меня это наше незнание расстраивает, а Бехтереву — радует. Знаешь, докуда уже спустилась когнитивистика? На квантовый уровень!

— Да ладно!

— Правда! Вполне возможно, что сознание — продукт квантовых колебаний в микротрубочках, основных компонентах клеточного «скелета» нейронов.

— Та-ак… — задумался я. — Это уже физика пошла. И еще какая… Квантовая запутанность в коре головного мозга! Конгениально… Так же можно интуицию объяснить! Пока там ЭВМ нудно считает и пересчитывает, у человека — бац! — озарение.

— Всё, да не всё… — длинно вздохнула Светлана. — Вон, энергия мозга у целителей есть, она дана нам в ощущениях, а вот зафиксировать ее, обнаружить психодинамическое поле — никак…

— Светочка, — заговорил я прочувствованно, — гравитоны еще дольше ищут! Просто не там рыщем, не теми приборами. Но все равно ж найдем!

— Спасибо, Мишенька! — кандидат медицинских наук чмокнула меня в уголок рта. — Оживил надежды!

Я проводил глазами близняшку, удалявшуюся к балкону. Света шагала, усиленно покачивая бедрами. Оглянулась на меня — и расцвела озорной улыбкой.

А мой путь лежал в столовую.

Гости малость угомонились, утолив в танцах жажду движения, и вернулись к угощенью, повели застольные разговоры — о мужчинах и женщинах, о спорте и политике, обо всем на свете.

Маленький диван в углу оккупировали шахматисты — перворазрядник Алёхин сражался с Леей. Юля присела на подлокотник, и болела за сестренку.

Поймав смущенный и озадаченный взгляд Антона, я только руками развел. А что тут скажешь? Леечка — моя гордость!

Садиться играть с нею в шахматы или в карты — дело рискованное. Малышка очень хорошо чувствует, когда её пытаются надуть или обхитрить — психосущность она ощущает на порядок сильней, чем я! Кроме того, у Леи не по годам развито логическое мышление, поэтому она играет в комбинаторные игры на равных с Юлиусом, хотя у той тоже ум не отстает от внешних данных.

Осмотревшись, и не обнаружив Риты, я вернулся в коридор, тут же попадая в ласковые руки Инны. Обняв за шею, она крепко поцеловала меня, а когда отняла губы, проговорила, жеманничая от смущения:

— Миш, спасибо тебе…

— За что? — бархатно осведомился я.

— За лечение! — хихикнула Хорошистка, кончиком косы щекоча мой нос.

Я вдохнул аромат золотистых прядей. Они пахли настоем любистры и лимоном.

— Инна… — моя речь потекла с надуманной торжественностью, как в плохих фильмах. — Ты для меня не только мать моего ребенка, но и девушка, в которую я когда-то влюбился. Что было, то было…

— Миш… — Инка приткнулась лицом к моей груди, и голос ее зазвучал глухо. — Я очень хочу быть с тобой! Очень! Ты только не бросай меня… Пожалуйста! И не исчезай…

— Я постараюсь, — кротко пообещал я, и заворчал: — Иди уж… Вон, тебя Мариша зовет!

— Она и тебя тоже! — Инна на глазах оживала, наливаясь прелестью — зарозовела гладкая кожа, заблестели глаза.

— Потом! Сначала Ритку найду.

— А ты на кухню загляни!

Я заглянул. На кухне засели обе Наташи, Ивернева и Гусева, моя мама и Рита.

— Вот ты где!

— Потерял? — мурлыкнула жена, вставая. — Чаю хочешь?

— С пирогом? — деловито уточнил я.

Мама хихикнула, а Рита ввела Гусеву в курс дела:

— Миша чай не пьет, он его ест!

— А иначе невкусно…

Мое неуклюжее оправдание затмилось женским смехом, а я, под хиханьки да хаханьки, увел «главную жену» в прихожку — единственное, пожалуй, место, которое пустовало.

Для начала я поцеловал Риту, долго не отнимая губ. Девушка потянулась ко мне, становясь мягкой-мягкой, закидывая руки за шею… Вот тут-то я и явил свое коварство — шепнул на маленькое ушко:

— А ты почему не сказала, что ушла из Госплана?

Черные глаза заметались.

— Я хотела… — пролепетала кандидат экономических наук. — Не успела просто… Я боялась!

— Чего, трусишка, зайка серенькая?

— Ну,