Итак, худо-бедно, но путешествие продолжалось. И никто, включая самого заслуженного туриста, не переживал по поводу изменения первоначальных боевых планов. Существенно пошатнувшиеся вегетарианские воззрения окончательно добили знаменитые жареные колбаски с пивом. Раз попробовав их нежную лопающуюся корочку, он, словно акула, отведавшая людской крови, уже не мог остановиться. Все высвободившиеся от дальних переходов силы он бросил на знакомство с национальной кухней, в чем ему с радостью помогали сын Гоша и известный обжора Прохазка. Их столы мгновенно заполняли разнообразные пены, помазанки[6], сардельки, копченые куриные деликатесы, ветчинные и селедочные завиточки, жареные куски свинины и литры, литры холодного пенящегося пива — светлого, темного и резаного[7].

Неправильный образ жизни заметно улучшил настроение бывшего туриста, но вместе с тем нанес сокрушительный удар по его почкам, о чем свидетельствовали частые отлучки в туалет и темные мешки под глазами. Остальные хоть и проявляли в еде некоторую сдержанность, отмене пеших походов тоже радовались.

Однако изменение планов, кроме очевидных выгод, повлекло за собой и частичные неудобства. До следующей гостиницы проще всего было добираться двумя путями: сухопутным, то есть пешим, узкой тропкой вдоль реки километров тридцать, или все те же тридцать километров, но по самой реке. Все остальные варианты оказывались более громоздкими. И автобусы, и поезда, кроме того, что делали приличный крюк, не имели прямого сообщения. На поезде надо было пересаживаться два раза, на автобусе, правда, всего один, но в месте пересадки пришлось бы ожидать почти три часа. Пешком идти никто не хотел, а река манила прохладой и ласковой серой волной.

Гоша, как и всякий человек, никогда не ходивший на байдарке, тотчас загорелся этой идеей.

— Так, берем напрокат… раз, два, три… шесть байдарок, и через час мы на месте!

— Вы собираетесь идти со скоростью двадцать узлов? — с любопытством осведомился Полетаев.

Гоша покраснел.

— Это много или мало? — с вызовом спросил он.

— Ну, не знаю, не знаю… — Подполковник потер гладко выбритый мужественный подбородок. — Для кого как. Например, для морской яхты при сильном ветре и включенном двигателе более чем достаточно. Представить себе пана Прохазку, развивающего такую крейсерскую скорость на байдарке, признаться, затрудняюсь.

— Да у него даже зад туда не влезет, — хмыкнул Ример. — Какая еще скорость!

Ничего не подозревающий пан Ярослав грел на солнышке то самое место и вполне мирно беседовал с Чижиковой о погоде.

— А кто вообще умеет плавать на байдарке? — поинтересовалась Катя.

— Не плавать, а ходить, — вежливо поправил Полетаев. — Лично я умею.

— Я тоже, — эхом отозвался Деланян. Ример зевнул:

— Если мне показать, в какую сторону весла крутятся, то могу попробовать.

— Виктор Семенович, а вы?

Тот принялся жевать обветренными губами:

— Разумеется, в свое время я…

— Так, все ясно. — Даша не стала дослушивать. — Констатирую — из одиннадцати человек на байдарках умеют ходить только двое.

— Откуда одиннадцать-то? — быстро обежал всех глазами розовощекий Гоша.

— Детей, конечно, можно сунуть в рюкзаки, но вряд ли они согласятся. Поэтому одиннадцать.

— А если получше приглядеться к этому толстозадому, то и все двенадцать, — добавил Ример, который все не мог простить Прохазке затрещины, полученной в театре.

Катя бросила на вдовца сердитый взгляд:

— Николай, я бы попросила вас следить за свой речью. Здесь все-таки дети.

Ример саркастически рассмеялся:

— Ха-ха! Дети… Да вы знаете, как сегодня эти, с позволения сказать, дети обозвали мою тетку? Нет? Счастье, что она не настолько хорошо знает русский. Лично я значение этого слова впервые лет в пятнадцать узнал.

— Так, может, и они не знают, — вступилась за племянников Даша. — Говорить говорят, а смысла еще не понимают…

— Не боись, уже понимают. — Ример выставил вперед ладонь. — Я им сразу же объяснил во всех подробностях. Чтобы больше не повторяли.

Катя побледнела:

— Да кто вам дал…

— Подождите, Екатерина Юрьевна, я не понял, — перебил ее Полетаев, — вы решили что-то с лодками или нет? Время-то идет… Чехия не Санкт-Петербург, здесь белых ночей не бывает.

— А что тут решать, — вмешалась Даша, — пока мы научимся хотя бы стоять на воде не переворачиваясь, пройдет дня два. Это абсурд.

— Тогда надо брать рафт, — провозгласил Деланян.

— Где его здесь взять-то? — удивился Гоша. — Его и в Москве уже давно не видно. Или ты в иносказательном плане, в смысле «микроавтобус»…

— Угу, в иносказательном, — закавказские глаза были полны осуждения, — в смысле «большая надувная лодка».

— Артур Рафаилович имел в виду рафт. Не «РАФ», — пояснил Полетаев. — Надувная лодка для экстремального спуска по быстрым рекам. Отличная вещь! Главное, не перевернуться, иначе о дно можно стереть нос. — Он выразительно посмотрел на Деланяна.

Армянин начал раздувать перья, как замерзший филин на ветру. Катя схватилась за сердце:

— Да что вы такое говорите! Совсем с ума сошли… Значит, так, вы можете отправляться хоть на надувном матрасе, а я с детьми спокойно доеду на поезде. — Она зашагала к резвившимся неподалеку близняшкам.

— Все ясно, — подытожил дискуссию Полетаев. — Я иду сдавать машину. — И, заметив немой вопрос в глазах окружающих, пояснил: — Надоело ощущать себя привокзальным таксистом. Полчаса еду, а потом сижу и еще час жду вашего прибытия. Меня уже тошнит от вокзальных ресторанов. Хочу стать ближе к народу.

Ример покивал:

— Как бы не так. Боитесь пани Рыжика в поезде одну, без присмотра, оставлять. Да и то верно: от Азазелло скоро прикуривать можно будет…

Даша пнула его ногой:

— Николай, вы просто нонконформист какой-то!

С отказом Полетаева от машины положение усложнилось: появились лишние руки, но одновременно с этим и те самые тяжелые рюкзаки и мотоциклы, которые до этого эфэсбэшник возил в своем багажнике.

— Боже, что мы будем со всем этим делать? — тихонько простонала Катя.

— Одну минутку, — сказал Артур и исчез.

Через некоторое время он вернулся в сопровождении двух дюжих молодцов, которые вскинули лишние вещички на плечи и, не говоря ни слова, унесли их в даль.