— Руководство республики обеспокоено вовлечённостью в противоправную деятельность операторов сверхэнергии и наличием в уголовной среде целого ряда неприкосновенных персоналий как со сверхспособностями, так и без оных. Поднимайте старые дела, готовьте список тех, кого оградили от преследования по команде сверху. С завтрашнего дня начнёте прорабатывать эту публику.

Степан Александрович откашлялся и сказал:

— Два вопроса!

— Слушаю вас.

— В список могут попасть наши собственные осведомители.

Городец отмахнулся.

— Не проблема! Делайте соответствующие пометки по своему контингенту.

Грина такой ответ вроде бы удовлетворил, и он перешёл к следующему моменту.

— В работе есть и текущие дела. Снимать с них сотрудников контрпродуктивно.

Георгий Иванович кивнул.

— Перераспределением дел займётся подполковник Красовец, обсудите это с ним. При наличии объективной необходимости я поставлю перед руководством вопрос о выделении секции-пятнадцать дополнительных ресурсов. Ещё вопросы?

— Нет, больше никаких.

Грин попрощался с Городцом, кивнул на прощение мне и покинул кабинет. Тогда Георгий Иванович недобро усмехнулся.

— Знаешь, Пётр Сергеевич, а ведь у него было три вопроса. И третий, не заданный: где сейчас Василий Короста!

— Ну что вы опять начинаете, Георгий Иванович? — возмутился я. — Говорю же: не знаю! Но я на его месте давно бы уже был на полпути к Латландской границе!

Городец досадливо поморщился.

— Да на каком ещё полпути? Давно мог границу перейти, возникни такое желание! У него ведь ещё и жена политическое убежище там запросила!

— Это отсылка к…

— Читал я «Вождя краснокожих», не надо мне тут! — разозлился Георгий Иванович и хлопнул ладонью по столу. — А ты, к примеру, в курсе, что все внутренние телефонные переговоры в этом здании пишутся на проволоку?

Меня будто ледяной водой окатили, но я лишь фыркнул.

— Брехня!

Городец рассмеялся.

— И сколько ты готов на это поставить?

— Ва-банк пойду!

— Ну-ну! — хмыкнул Георгий Иванович, поднялся из кресла и отпер сейф. — А всё же презанимательный тип твой приятель Короста! — заявил он, достав папку с завязками. — Ни одного взыскания по службе, характеристика положительней некуда, член соцпартии, а копнёшь поглубже…

Городец сделал театральную паузу, и я махнул рукой.

— Жгите!

— В наш расстрельный список его включили по инициативе аналитического дивизиона. Концов я пока не нашёл, но основанием стала его связь с Зимником. Втёрся в доверие, получил перевод в столицу, ещё и жену под покровителя подложил, обеспечил тем самым ей карьеру, кое-какие материальные блага и заграничную командировку. К слову, Марию Коросту списали в расход по этой же самой причине. За компрометирующую связь с Зимником.

Я не удержался от брезгливой гримасы.

— Ерунда какая-то!

Городец хехекнул.

— А вот ещё интересное! Тут мы имеем результаты служебной проверки товарища Коросты по факту разглашения им служебной информации о задержании некого Линя Петра Сергеевича. Доказательств вины найдено не было, и вроде бы обошлось без последствий, но Зимник к протеже определённо охладел.

— В самом деле? С чего бы это?

— Неделю назад в комиссариат поступило анонимное сообщение о том, что во время прошлогодних беспорядков Короста из-за личных неприязненных отношений устроил перестрелку с бойцами ВОХР, которую впоследствии выдал за нападение мятежников. Тебя тоже в доносе упомянуть не забыли, но суть не в этом. Знаешь, какую резолюцию оставил незабвенный Леонид Варламович? «Разобраться по всей строгости закона»! Так-то! Со дня на день твоего дружочка взяли бы под белы рученьки и начали задавать очень неприятные вопросы. А следом и тебе. Есть предположения, кому и чем мог так насолить Короста, что аж в два расстрельных списка разом угодил?

— Если только Барчук счёты сводит…

— Из-за границы? Очень сомневаюсь.

— У Барчука в республике покровитель остался, — напомнил я.

Георгий Иванович досадливо поморщился, словно эта тема была ему неприятна.

— Разберёмся! — сказал он в итоге. — Со всеми разберёмся!

И начали разбираться — да. Пусть в приказе и шла речь об операторах, так или иначе связанных с криминальным миром, но на деле шерстить наша бригада взялась тех, на кого намеревался опереться товарищ Черник, и кого он, пользуясь служебным положением, опекал и зачастую выводил из-под действия закона.

Нарушения в выделении спецквот, отмена обязательной для операторов отработки по распределению с одновременной выдачей разрешений на трудоустройство в частные конторы, немотивированные переводы в столицу и содействие в продвижении по карьерной лестнице, прямая защита от уголовного преследования и так далее и тому подобное. При этом проверяли мы отнюдь не только операторов, занимались и простыми гражданами. Точнее — гражданами в силу занимаемого ими положения весьма и весьма непростыми. Очень важными и влиятельными, которым ещё совсем не так давно хватило бы одного только звонка, чтобы начальника секции-пятнадцать отчитали будто нашкодившего школяра.

И вот теперь оперативники работали не за страх, а за совесть, закрывая старые дела и вытаскивая на свет божий упущенные ранее нарушения социалистической законности. Хватало работы и группе силовой поддержки. Далеко не все наши клиенты успели свыкнуться с мыслью, что у них больше нет всесильного заступника — кто-то хватался за наградное оружие, кто-то пытался задействовать сверхспособности. Зря-зря.

Насмотреться пришлось на всякое. И на огромные заставленные антикварной мебелью квартиры, и на загородные дворцы. Операторы в частной охране таких мест были скорее правилом, нежели исключением из оного, а зачастую сверхспособностями и вовсе обладала вся прислуга. Сосчитать всех скопом по столице — по огневой мощи получится небольшая армия.

Дожидались визита правоохранителей не все из опальных функционеров, многие в срочном порядке убыли в отпуск или на лечение, а то и просто пытались скрыться на просторах необъятной родины или сбежать за границу, но их розыск был уже не нашей головной болью. Нам и без того работы хватало. Бригада перемалывала недавних хозяев жизни едва ли не круглые сутки напролёт. И что удивительно — для этого даже фабриковать улики не приходилось.