– Я верну ей память, если ты гарантируешь, что, как только у тебя будет драгоценность, мы сможем покинуть Золотую гору живыми.

– Тебе что с этого? – недоверчиво сказал Фидрин. Лазар усмехнулся.

– Ты слишком стар, чтобы иметь возможность контролировать драгоценный камень. Если повезет, ты убьешь себя этим.

Даже наполовину задушенная, я поняла, что это не было реальным намерением Лазара. Тем не менее Фидрину казалось, что на этом все и основано.

– По рукам.

– Впрочем, само собой разумеется, что я не сразу верну заблокированные воспоминания принцессы. Ведь их достоверность имеет наивысшее значение.

Фидрин кивнул с язвительной улыбкой.

– Кроме того, на это время я хочу жилье, соответствующее моему рангу. В том, что барон Харрас приведет в порядок мои старые покои, не будет необходимости. Но что-то подходящее, тем не менее, должно быть. Благодаря этому, – продолжал он, косясь на золотое кольцо, которое было у него на шее, – вы, наконец, сможете убедиться, что я не убегу преждевременно.

Барон Харрас выругался и поносил пленника выражениями, которых я никогда в жизни не слышала. Но Фидрин велел ему молчать.

– Ладно, Лазар, – сказал он, протягивая руку через решетку. – Но если ты попытаешься предать меня, я заставлю тебя собственными глазами смотреть, как девчонку публично казнят как изменницу!

Лазар схватил руку императора.

– Ничего другого я бы от тебя не ожидал.

– Не так быстро, – прохрипела я и оттолкнулась от стены. С меня хватит! Я не могла позволить им так помыкать мной. – Вы не можете рассуждать обо мне так, словно я не обладаю собственной волей. Если вы хотите, чтобы я нашла эту дурацкую драгоценность, то вам уже придется вести со мной переговоры! – я гневно сверкнула глазами в сторону Фидрина. – Но боюсь, что у убийцы моего отца довольно плохие карты.

С этими словами я покинула темницу, потому что, к счастью, мое падение поставило меня в такое положение, когда никто не мог преградить мне путь. Хотя я и чувствовала себя вызывающим подростком, мне это было безразлично.

На полпути наверх Фидрин догнал меня, словно из ниоткуда, и толкнул перед собой на ступени. Его холодные глаза пронзили меня пустой ненавистью.

– Никогда больше не смей обвинять меня в подобном. Я не убивал своего сына. Я его любил!

Он наклонился ко мне.

– Ты не имеешь никакого понятия, кто такой Лазар. Ты можешь верить, что он спас тебя, но он думал только о своей собственной выгоде. Лазар – властолюбивый человек без моральных чувств. Он будет манипулировать тобой, чтобы самому добраться до жемчужины власти. Это единственная причина, по которой он тогда оставил тебя в живых.

– А вы, конечно же, думаете только о моем благополучии, – усмехнулась я.

– Я – император. Я думаю о благополучии Кассардима. Поэтому ты будешь делать то, что я тебе скажу. Все равно что: молчать ли, улыбаться, выходить замуж или сообщать мне все, что сможешь вспомнить.

Его воля снова попыталась взять меня под контроль, но я не могла допустить этого еще раз! Решительно освободившись от своих мыслей, я встретилась с враждебным взглядом деда.

– Я не стану этого делать.

Фидрин выглядел так, словно хотел ударить меня, но вскоре он холодно улыбнулся мне.

– О, ты сделаешь то, что я тебе скажу, дитя мое, – выдавил он. – Твоя воля может быть сильной, но твое сердце такое мягкое. Оно разобьется вдребезги, если… Например… Что-то случится с маленьким лесным принцем, не так ли?

Его угроза поразила меня сильнее, чем мог бы любой удар. Целеустремленно Фидрин нашел мою единственную слабость и безжалостно применил ее против меня.

– Значит, мы поняли друг друга, – пробормотал он, перешагнув через меня и оставив на ступенях.

Словно окаменев, я уставилась на красное платье, в которое мои горничные облачили меня в честь моего жениха. Да, госпожа Рана явилась в качестве подкрепления с рыжеволосой красавицей по имени Киза. Обе сообщили мне, что мое желание снова принять Мариз к своим услугам было отклонено лично сенешалем.

Это было недвусмысленное сообщение о том, кто здесь главный. Я приняла это без жалоб. «Избегать шумихи» – было моим новым девизом.

Но не потому, что теперь я хотела сдаться. Нет. Мой дед угрожал Мо! Я бы позволила ему и его лысому поручику испытать их синее чудо. Ведь именно в этом Фидрин совершил роковую ошибку. Невольно он дал мне то, за что я могла бороться. Мне нравилось казаться неопытным котенком – если выразить это словами Ноара, – но угрозы людям, которые что-то значили для меня, были способны превратить меня в львицу.

Глупо только, что упомянутая львица понятия не имела, как поступить.

Но все проблемы нужно решать по мере поступления. Сначала я бы позаботилась о безопасности моих братьев и сестер, сделав деда безвредным. Для этого, возможно, уже хватало подходящего средства давления – например, жемчужины власти. С помощью этого рычага давления я могла бы расторгнуть и свою помолвку, и потом… Не знаю, может быть, свергнуть Фидрина и вместо этого ввести демократию, или что-то в этом роде.

Но теперь мне предстояло сидеть сложа руки, пока я не вернула свои воспоминания.

И поэтому я молчала, когда синяки на моем горле вызвали волнение у моих горничных, и они прикрыли их черным кружевным ошейником. Я молчала, пока Ромэ догонял меня в сумерках, весело осыпая комплиментами по поводу цвета моего платья. Я молчала, сидя в банкетном зале, освещенном бесчисленными свечами, когда мне пришлось столкнуться с приторной улыбкой Ноара. Я молчала, когда дед объявил собравшемуся двору о моей помолвке с принцем теней. И я молчала, когда тот самодовольно надел мне на палец черный перстень с одним-единственным рубином.

Но когда во время аплодисментов он наклонился в мою сторону и что-то прошептал мне, моя маска безразличия дала трещины.

– Поцелуй в Кассардиме не обязателен, но если бы ты хотела использовать этот человеческий обычай во время твоей помолвки, я, конечно, не стал бы возражать против этого ради моей будущей невесты.

С горечью я уставилась на него. Казалось, триумф над конкурентами уже достаточно удовлетворил его эго. Но нет, он должен был унизить и меня лично.

– Я как раз привыкаю к обычаям Кассардима, – проворчала я. – К чему менять это сейчас?

Глаза Ноара весело блеснули.

– О, хорошо, тогда тебе понравится то, что еще предстоит нам сегодня вечером.

С чувством собственного достоинства, словно я была его питомцем, он взял меня за руку и повел к украшенному цветами пьедесталу в центре банкетного зала. На нем стояли отдельный стол и два стула.

О, пожалуйста, не надо! Эта ситуация не играла мне на руку. Как я должна была следить за императором и Харрасом, собирать нужную информацию и продвигать свои планы переворота, если весь вечер мне предстояло находиться в центре внимания?