Длинные ленты дорог с ползущими рыгливыми машинами… целые поля слабеньких, жалких домишек – там, где раньше стояли леса… даже врезающуюся в пейзаж великую воду – и ту их лодки заплевали мазутом.

Ярость затопила ее – такая знакомая, но теперь питаемая топливом, о каком она раньше и мечтать не могла. И ведь она была одной из них! Ее заставили стать одной из них! Века, и века, и века. Ее собственные создания – ее дети! – сделали это, теперь она вспомнила… но нет, больше таких ошибок она не повторит. Ее новое потомство пробудится в мире, где люди уже спасаются, бегут… а следующие за ним – будущие поколения – станут жить на планете, где людей никогда не было.

Вы только поглядите на них…

Люди – лишь паразиты, болезнь. Она ненавидела их всем своим неистовым огненным сердцем. Пора напомнить этому ничтожному роду, где ему место.

Она нацелилась было на первый же крупный город, над которым летела… – настоящую выгребную яму с фабриками и нефтеперегонными заводами вдоль всего берега. Но даже на такой высоте запах чуть не задушил ее.

Она понеслась дальше, на север, вдоль полоски бетона, которую помнила еще по своему старому миру: она ехала по ней на машине, такой же, как тысячи других, тесных, прикованных к земле, огнем движимых колымаг, которых никогда раньше не понимала… вот до сей самой поры, до нынешнего утра. Кровь в ней кипела от этого нового знания; его исступление снова набухло у нее в животе, толкнуло вниз, к шоссе, к самым крышам машин… Глубокий вдох и… – о, какое освобождение! Огонь… – нет слово не годилось, оно никогда не годилось. Это же не просто пламя – это само уничтожение, истребление, аннигиляция.

С полдюжины автомобилей прямо по курсу просто перестали существовать. Остальные порскнули прочь с дороги, расквашивая себе носы об деревья, разбиваясь друг об друга – и все это при виде нее. При виде гибели, которую она несла. Она испепелила попутную полосу, потом повернула к встречной, которая вся уже мялась, и билась, и завязывалась узлом, глядя, как с неба на них падает смерть и конец времен разгорается в пасти этого невозможного чудища.

Она слышала крики.

Она чуяла, как румянится их шкура, как кипит жир.

Заслуженной карой она нисходила с заоблачных высей.

Вон показался Сиэтл.

Еще человеком она как-то побывала в Нью-Йорке. Тамошние небоскребы ошеломили ее: чтобы хотя бы увидеть верхние этажи, приходится запрокидывать голову… да что там – рядом стоять, и то земля из-под ног уходит и тошнить начинает.

В Сиэтле подобных высоток не оказалось – пока, – и от этого она почему-то только еще больше разъярилась. Ну да, было бы забавно снести одну такую с лету.

«Что ж, обойдемся большим пожаром». Она нацелила морду в небо и стала подниматься.

Оттуда, сверху, город превратился в протянувшуюся с севера на юг полоску, стиснутую между огромным озером с одной стороны и соленым Саундом – с другой. Город то всползал на очередной крутой холм, то падал с него, всеми помыслами своими стремясь к воде. Вот и хорошо – бежать им будет некуда.

Какое-то едва слышное жужжание… – ага, два крошечных самолетика направлялись к ней. Серебристые скорлупки с круглыми носиками. Что-то такое было в тех данных, что она собирала, когда работала в правительстве под прикрытием… Точно, это «F-86», оба.

Стало быть, они знают, что она здесь.

Отлично.

Она развернулась и пошла медленнее аэропланов (так она думала… хотя эту гипотезу стоило бы проверить в обозримом будущем). Зато маневренность – не в пример лучше. Заложив простейшую нисходящую петлю, она повернула еще раз и оказалась по отношению к гостям на перехватывающей траектории снизу. Вдохнула… но передумала и просто врезалась в оба со всей своей яростью. Запыхалась немного, но от машинок осталось лишь облако обломков. Легче легкого.

Обломки, кружась, падали… падали… падали… – где-то милю до самой земли.

Петля закончилась высоко над городом. Она зависла на мгновение и тоже упала – распахнув крылья, с полной грудью воздуха: здания неслись ей навстречу, все ближе и ближе – так близко, что она уже видела человечков на улицах – они разбегались, вопя; где-то выла сирена, паника расходилась кругами.

– Я ВАША СМЕРТЬ, – просто сказала она и выдохнула.

Первый дом взорвался. Струя огня из ее пасти вынесла весь первый этаж и обрушила те восемь, что сверху, – вышло почти как в замедленной съемке. Еще один вдох, задержка – она чувствовала, как температура внутри растет, растет, растет… Следующий дом был еще выше. Весь фасад практически испарился, а остальное опрокинулось назад, словно человек, в которого попала пуля.

Люди меж тем все кричали… бежали – во все стороны сразу. Она распростерла крылья и летала то туда, то сюда, убивая целые стада, разевая пасть то поуже, то пошире, чтобы огонь покрывал всю ширину улицы. Пусть бегут. Мелкие, никчемные, бессмысленные жизни – раз! – и нету.

Две полицейских машинки внизу – офицеры сидят внутри, целятся, палят из пистолетов, пульки летят… Прах, только прах на ветру.

Никто из них и понятия не имел, как обращаться с драконом, что противопоставить… Вообще. Никакого. Понятия.

– Я – ОГОНЬ! – проревела она им сверху.

Ее голос, ее слова – новые крики, визг. Люди останавливались, глазели, раскрыв рот.

– И МНЕ НЕ БУДЕТ КОНЦА!

Она спикировала в толпу, сгребла две полные горсти людишек задними лапами, взлетела повыше и швырнула их вниз. Вон женщина в длинной юбке. Она сама такую носила еще в бытность свою агентом Вулф. Она полюбовалась, как женщина летит вниз, размахивая руками, словно это могло остановить падение, – и в особенности выражением ее лица: взгляд так и устремлен вверх, на то, что схватило ее и небрежно швырнуло навстречу смерти… эти глаза… этот взгляд…

Неожиданно для себя она стрелой кинулась вниз. Пусть другие падают, и расшибаются, и умирают, но эту женщину она выхватила из воздуха, прежде чем та успела стукнуться о тротуар. Это, конечно, была не Вероника Вулф из этого мира, но все-таки достаточно близко. Женщина вроде нее – какой она была когда-то…

Дракон опустился на землю. Женщина продолжала глядеть на нее в полнейшем ужасе, в… как это называется? Такое слово… ага – «покорность». В полнейшей покорности. Дева во власти дракона. Целиком и полностью на ее милости. Как оно и должно быть. Да, так оно и должно быть – всегда.

И все же…

Она поставила женщину на