Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставаться в Тускуле после этой битвы Тарквиний, конечно, не мог. Потеряв всех своих сыновей, утратив всякую надежду на возвращение, он отправился в город Кумы к тамошнему правителю Аристодему. Совсем недавно Аристодем разбил напавших на Кумы этрусков и теперь находился в зените славы. Тарквиний надеялся, что под покровительством Аристодема он сумеет спокойно провести оставшиеся годы. Аристодем ласково принял Тарквиния, хотя никакой помощи для возвращения в Рим ему не обещал. Да и сам Тарквиний больше этого не просил. Там, при дворе Аристодема, Тарквиний и умер через четыре года после битвы у Регилльского озера. Когда весть о его смерти достигла Рима, римляне вздохнули спокойно.
Битва у Регилльского озера была последней, в которой римляне сражались за свою свободу.[183] В дальнейшем они воевали уже за свое господство.
Патриции и плебеи
Как мы уже знаем, в Риме издавна существовало сословие плебеев. Со времени Сервия Туллия они хоть и были частью римского народа, но частью неравноправной. Плебеи сначала активно участвовали в борьбе с Тарквиниями, а затем и во всех войнах Рима со своими соседями. Многие из них были бедны, запутались в долгах и поэтому на законном основании порабощались. Вся власть после изгнания царя находилась в руках сословия патрициев. Из них состоял сенат, из их среды избирались консулы, в случае необходимости назначались и диктаторы. Пока был жив Тарквиний, патриции опасались, как бы плебеи не перешли на его сторону, и боялись излишне раздражать плебеев. Когда же они узнали о смерти бывшего царя, то решили, что бояться им уже нечего, и усилили угнетение плебеев. И те наконец возмутились. Плебеи говорили, что вне Рима они сражаются за римскую свободу, а в самом Риме подвергаются угнетению собственными согражданами, что на войне они чувствуют себя в большей безопасности, чем в мирное время, среди врагов им лучше, чем среди соотечественников.
Однажды на форум приковылял старик в бедной рваной одежде, истощенный и покрытый шрамами. Многие узнали старика — это был заслуженный воин, не раз проявлявший храбрость в боях и не щадивший ни жизни, ни здоровья. Старик рассказал, что, пока он воевал с сабинами, враг опустошил его поле, разграбил дом, и он лишился всего своего имущества. Когда же он вернулся домой, с него потребовали уплату военного налога, который он, конечно же, не мог заплатить, и долг его все время рос из-за нарастающих процентов. Тогда у него отняли отцовское поле, и так разоренное врагами, а потом и самого его увели в рабство и бросили в застенок. Старик показал присутствующим свою спину, покрытую рубцами не от прежних боевых ран, а от следов бича. Рассказ старика вызвал возмущение собравшихся. Толпа вокруг него стала быстро расти. Уже форум не смог вместить всех возмущенных плебеев. Из долговых тюрем вырвались заключенные в них должники, некоторые даже были в оковах. Город находился на грани мятежа.[184]
Консулами в то время были Публий Сервилий и Аппий Клавдий, люди совершенно разные по характеру. Сервилий — более мягкий и готовый на различные уступки ради сохранения спокойствия. Клавдий же, как и другие представители его рода, — резкий, неуступчивый, высокомерный и склонный к самым решительным мерам. Но сейчас оба консула были заодно и действовали вместе, пытаясь успокоить народ. Их окружила толпа плебеев, где одни показывали свои раны, другие — оковы, и все требовали созыва сената, чтобы тот в присутствии собравшихся немедленно принял все необходимые меры. Большинство сенаторов испугались и отказались прийти на заседание. Это еще больше возмутило плебеев. Клавдий предлагал немедленно арестовать нескольких зачинщиков и тем самым восстановить порядок. Сервилий старался уговорить народ успокоиться.
Узнав о волнениях в Риме, некоторые его соседи решили воспользоваться беспорядками и начать с Римом войну. Тогда Сервилий попытался убедить плебеев не раздирать на части государство перед лицом общего врага. Он издал постановление, запрещающее держать в неволе римского гражданина, не давая ему возможности записаться в войско, и отнимать имущество либо порабощать членов семьи воина, пока тот находится в военном лагере. Это успокоило народ, и плебеи стали наперебой записываться в армию. Сформированная армия наголову разгромила врагов, причем должники сражались с особенной яростью. Но после победы положение плебеев, особенно должников, никак не изменилось.
Ситуация в Риме становилась все напряженнее. Клавдий негодовал на то, что ему не дают возможности расправиться с подстрекателями. Сервилия упрекали в том, что он лишь обещает как-то изменить положение плебеев, а на деле ничего не происходит. И оба консула упорно спорили друг с другом. К тому времени было закончено строительство храма Меркурия, и его надо было освятить. Прежде это делали цари, а теперь почетная обязанность перешла к консулам. Но кто из двоих будет совершать обряд? Консулы снова заспорили между собой, но так и не смогли прийти к согласию, в сенате тоже не было ясности, поэтому пришли к выводу, что придется отдать решение этого вопроса народу. К изумлению патрициев народ решил предоставить почетную обязанность освящения нового храма даже не консулу, а некоему Марку Леторию — заслуженному воину, но не занимавшему никакой должности и такому высокому почету никак не соответствующему. Своим выбором плебеи ясно показали, что ни тому, ни другому консулу они не доверяют. Это страшно возмутило Клавдия, но сделать он ничего не мог. А плебеи осмелели настолько, что начали вырывать из рук стражников тех должников, которых вели в темницу. Раздавались ясные угрозы в адрес кредиторов. В такой смутной обстановке закончился консульский год Сервилия и Клавдия.
Новые консулы Тит Вергиний и Тит Ветузий, как и их предшественники, не могли справиться с создавшимся положением. Плебеи начали собираться на сходки и сами обсуждать свои дела. Это пугало сенаторов, которые требовали от консулов принять меры к прекращению незаконных собраний. Сенат и консулы решили провести воинский набор, чтобы излишняя, как они полагали, праздность не развращала людей. Но провести набор им не удалось, ибо никто из плебеев не откликался на свое имя для внесения его в воинские списки. Даже если консулы выкликали тех, кто явно стоял рядом, названные не отвечали, а когда