Дамиан снял с крючка платье насыщенного изумрудно-зеленого оттенка. Элинор покачала головой. Этот цвет вызывал у нее не самые приятные воспоминания, к тому же оно было слишком шикарным. Платье, достойное королевы и никак не подходящее гувернантке.

– Она всегда любила яркие цвета. Красный, желтый, зеленый… Нет, вы правы, это не подойдет.

Отбросив одно платье в сторону, Дамиан взялся за второе, столь же неуместно яркое, расшитое крыльями насекомых, искрящееся игриво в свете электрических ламп.

– Это необязательно… – пробормотала Элинор.

– Обязательно. У Грегори своя ложа в театре.

Одно это способно было напугать Элинор до полусмерти. Ложа в театре! И все будут глазеть на нее, задаваться вопросом, кто же она такая. И она будет там вместе с братьями Гамильтонами – точно дама полусвета!

– Вы собираетесь сделать что-то предосудительное? – спросил вдруг Дамиан.

Элинор опешила.

– Что? Простите, что?

Дамиан сел на сундук, видно было, что ему последние полчаса стоили немалого труда. Руки мелко дрожали. Элинор охватила странная смесь смущения и стыда.

– Так вы собираетесь сделать что-то предосудительное? – повторил Дамиан. – Вы собираетесь присвоить чужое имя? Стать любовницей нашего лорда Грегори?

– Нет! – ужаснулась Элинор.

– Вы – разумная честная девушка?

Элинор кивнула неуверенно. В честности своей она не сомневалась, но вот в разумности… не она ли очутилась в столь двусмысленном положении, да к тому же еще опасном для рассудка?

– Так не все ли вам равно, прекрасная Линор, что думают о вас люди, у которых всегда на уме лишь дурное?

Дамиан глядел на нее снизу вверх, и на губах его играла тонкая, лукавая улыбка. Он искушал ее согласиться с доводами, хотя Элинор знала, насколько опасна мысль, им внушаемая. Прекрати оглядываться на других; живи, как тебе думается.

Дамиан коснулся ее руки, заставляя вздрогнуть от неожиданности.

– Вам нужно примерить платья моей двоюродной бабушки. Кажется, они… – Он поднялся. – Да, в этом сундуке.

Элинор откинула крышку не без любопытства. Внутри, переслоенные холстом и пучками пряных трав, лежали наряды чуть менее роскошные и яркие, но вышедшие из моды безнадежно давно. В таком платье она непременно станет объектом пересудов.

– Вы произведете сенсацию, моя дорогая Линор, – зловеще пообещал Дамиан.

«Этого-то я и боюсь», – мрачно подумала Элинор.

– Алессандра! Маргарет! – Дамиан хлопнул в ладоши. – Помогите мисс Элинор.

Примеряя платья, Элинор все же получила немало удовольствия, несмотря на то что в тонких муслиновых нарядах чувствовала себя почти голой, будто и не было на ней корсета и сорочки. Да и вырез был много глубже, чем она себе позволяла. Даже самое скромное из платьев, нежно-лавандового оттенка, в едва различимую полоску, казалось ей неуместно шикарным и совершенно непозволительно эксцентричным. Подойдя к зеркалу, настоящему украшению гардеробной, Элинор взглянула на свое отражение. Та, стоящая в зеркале, по ту сторону стекла, показалась ей незнакомкой. Черты лица ее исказились немного, губы изогнулись в улыбке, которую Элинор предпочла бы не видеть. Зажмурившись, она отвернулась, а Пегги споро набросила на зеркало покрывало.

– Мистер Гамильтон вернулся, – сказала заглянувшая в гардеробную Алессандра. – Экипаж заложили, ждут только вас.

Элинор содрогнулась и закуталась в шаль, стараясь спрятать каждый дюйм своего тела. Несмотря на то что вырез был милосердно прикрыт тонкой шемизеткой, несмотря на длинные бальные перчатки, она ощущала себя совершенно обнаженной. Потому она кивнула не слишком уверенно.

– Иду.

С куда большей охотой она спряталась бы в сундук. Но горничные не выпустили ее из рук: одна поправляла и подкалывала подол платья, слишком длинного для Элинор – бабушка Гамильтон была, должно быть, рослой особой, – а вторая заканчивала прическу. Откуда-то была извлечена заколка с причудливыми серебристо-лиловыми перьями, вся усыпанная мелким речным жемчугом.

– Не отказывайтесь, мисс, – строго сказала Пегги. – Это амулет. Для защиты.

У Элинор все еще не получалось поверить в амулеты, но заколку она приняла и позволила сколоть ею волосы. Пегги последний раз прошлась по платью одежной щеткой и удовлетворенно кивнула.

– Хорошо вам повеселиться, мисс.

Элинор совершенно не готова была к веселью.

Она спустилась, на ходу надевая перчатки, длинные, выше локтя, дарующие эфемерное ощущение защиты, делающие ее чуть более одетой, и взгляд ее зацепился невольно за портрет на лестнице. На даме было то же платье, что и на Элинор сейчас, и она не выглядела довольной.

– Это наша двоюродная бабушка, чудесная, говорят, была женщина. А вы обворожительны, мисс Кармайкл.

Элинор вздрогнула от неожиданности, оступилась и оказалась в объятиях Грегори Гамильтона, о чем и не мечтала никогда. И уж точно она не мечтала побывать в настолько неловкой, смущающей ситуации.

Грегори Гамильтон поставил ее на пол у подножия лестницы и сделал шаг назад. Потерявшей опору Элинор пришлось хвататься за перила. Мистер Гамильтон был во фраке, с пушистым белым цветком в петлице, и выглядел недостижимо роскошным, словно существо из иного мира.

– Отличный выбор, прекрасная Линор.

Дамиан спустился – также во фраке, и еще красивее брата, если такое возможно, – и похлопал Элинор по плечу. Оцепенение спало, и она сделала вдох.

– Благодарю, мистер Гамильтон, Дамиан.

Старший из братьев предложил ей локоть.

– Вы наверняка произведете фурор, мисс Кармайкл.

И этот туда же! Одно это уже приводило Элинор в панику. Сидя в карете под оценивающими взглядами устроившихся напротив Гамильтонов, она пыталась сообразить, кого из знакомых может встретить ненароком. Родных у нее не осталось, некому было огорчаться, что Элинор разъезжает в таком неподобающем виде в компании двух мужчин, один из которых женат, а второй – бог знает что такое. Но ее репутация…

Тут Элинор, к собственному удивлению и немалому ужасу, осознала, что не в состоянии строить планы. Она не уверена была в завтрашнем дне, так что говорить о том отдаленном часе, когда ей придется искать работу, устраивать как-то свою жизнь и понадобится та самая репутация?

Экипаж остановился у дверей театра, и мистер Гамильтон вновь подал галантно руку. Элинор закуталась в шаль, но все усилия спрятаться были тщетны. Платье то и дело облепляло ноги, и, пока они поднимались сперва в фойе, а затем к ложам, Элинор мерещились возмущенные шепотки. Оказавшись в ложе, она заняла самое укромное место в уголке, Дамиан же нетерпеливо ринулся в первый ряд, и никогда еще Элинор не видела его таким оживленным.

– Вы так любите театр, Дамиан? – спросила Элинор.

– Дамиан обожает Шекспира, – ответил за брата мистер Гамильтон. – Даже одержим им, я бы сказал. С раннего детства, когда первый раз прочитал его в пересказе Лэма.

– А Грегори обожает мюзик-холлы и грошовые баллады, – парировал Дамиан. – Что касается вкуса, прекрасная Линор,