— Почему?

— Потому что ты все время меня обманывал! Ты обещал мне радость, а в результате я неделю провалялась в постели. Ты сулил свободу, а я получила одиночество… Зачем становиться знаменитой, если некого этим порадовать?

Неразличимое в сумерках лицо Режиссера едва заметно исказилось гримасой:

— Баба ты… Обычная баба. Если ты что-то и способна совершить в жизни, так только ради кого-то. А твой Пол Бартон старался для себя.

— Тогда меня еще и на свете-то не было!

— А теперь ты хочешь, чтобы не было меня? — вкрадчиво спросил Режиссер.

Не слыша себя, я ответила:

— Да. Хочу.

— Не пожалеешь? — ничуть не оскорбившись, спросил он.

— Нет.

И он опять переспросил, как делал Пол:

— Нет?

— Нет.

— Тебе ведь было интересно со мной…

— Было. Но я ни на минуту не переставала бояться тебя. Нельзя быть рядом с человеком, которого боишься. Такие отношения мертвы с самого начала.

Режиссер язвительно отметил:

— Да ты умнеешь! А своего Бартона ты больше не боишься? Разве не ты тряслась от ужаса, посмотрев лишь один его фильм?

Я нехотя согласилась:

— Я была в шоке. Но ты сам говоришь, что я умнею… Видимо, мне хватило ума понять, что нельзя казнить человека за то, в чем он уже сам раскаялся. Пол был потрясен не меньше, когда прозрел. А тебе даже в голову не приходит, что ты делаешь дурное. Ты — страшный человек, Режиссер!

— Ну, и иди к черту! — равнодушно сказал он.

— Это ты иди к черту! Там тебе самое место!

Я вдруг поняла, что кричу в пустоту. Никого не было ни на диване, ни в одной из комнат. Я обошла все и, вернувшись, уселась б том же уголке, где мне мерещился Режиссер.

— Его нет, — громко сказала я, пытаясь отогнать темноту. — Он просто не существует. А вот Пол существует.

Я погладила свой живот и подумала, что где-то далеко, в неведомом лондонском доме, Пол ощутил сейчас прикосновение моей руки.

Бартон сидел за столиком в пабе неподалеку от дома и наслаждался подзабытым английским пивом. Оно было, как положено, не слишком холодным, чтобы ничто не искажало истинного вкуса. Пол сразу заказал и вторую пинту, потому что спешить было некуда. Он уже пропылесосил все в доме и накормил бродячих котов, которые — словно ждали его возвращения — один за другим просочились через специальное окошко, проделанное внизу кухонной двери.

За соседним столиком обсуждали обстоятельства падения рейтинга нового премьер-министра после того, как его супруга отказала одному такому коту, с незапамятных времен кормившемуся на Даунинг-стрит № 10. Любой британец гораздо спокойнее перенес бы известие об адюльтере, чем подобное равнодушие к кошке.

"Смешно, — думал Пол, но улыбаться ему не хотелось. — Британцы смешные. Раньше я этого не замечал… Хотя что смешного в том, что пытаешься сделать свой заурядный мирок хоть чуточку оживленней? Англичанин заполняет пустоту существования бесконечными церемониями и правилами, а русский — хаосом и беспорядком. Но все это — внешнее. Внутри же, в самой-самой глубине, все мы похожи. Творения Господа, которому и в голову не пришло бы делить людей на нации. У нас обоих — светлая кожа и в глазах голубизна. У нее гуще, у меня прозрачнее, но разве это повод проводить между нами границу? Если б я мог легко изъясняться на ее языке, она не потеряла бы ко мне интереса так быстро. Наверное, не потеряла бы… Любят ли здоровые женщины немых мужчин? Если правда то, что женщина любит ушами, то это исключено… О боже, какая пошлость — любит ушами! Чем же в таком случае занимается сердце? В физиологическом смысле английское сердце ничем не отличается от русского, но могут ли они всю жизнь биться в унисон? Газеты пишут, что британцы уже привезли из России двадцать одну тысячу жен. Надо бы найти хоть одну пару из этих тысяч и спросить: не больно ли им жить вместе? Хотя зачем? Разве я не уехал от нее, не спрятался в "крепости на озере"[4]? Я сижу за непрошибаемыми стенами и пью хорошее пиво. В моем доме, что в двух шагах отсюда, есть все для удобной жизни — пять комнат, камин, садик на заднем дворе… А я убежал оттуда в первый же вечер. В чем дело? В ней? Во мне? Что было такого особенного, отчего теперь я не нахожу места? Без экзальтации и соплей — что было особенного? Два месяца полных неприятностей и страсти… Мало ли их бывало в моей жизни! Предостаточно. Только на этот раз они чуть не свели меня в могилу. И я же еще и выть готов от того, что все это кончилось… Дурацкое создание — человек!"

Бартон вовсе не сходил с ума. Он даже прокатился днем вверх по течению, чтобы пообедать в ресторане "Simpson's-in-the-strand" запеченным мясом и окунуться в ту сдержанную роскошь, что оставалась неизменной в течение полутора веков и олицетворяла собой незыблемость английского уклада жизни. А в пять часов напился в уличном кафе чаю со сконами[5]. Вернувшись к себе на Нельсон-роуд, Пол прошел до угла улицы, но, не успев повернуть, вспомнил, что рынок ремесел, куда он хотел заглянуть, бывает открыт лишь до пяти часов вечера. Он собирался сводить туда Тамару, когда она поселится в его доме. Ей было бы интересно взглянуть на те картины, что там продавались, а Пол надеялся тем самым придать ей уверенности в себе, ведь то, что рисовала она, было несоразмеримо талантливее. Потом он показал бы ей коллекцию портретов эпохи Якова и Стюартов, и картины из Саффолкской коллекции живописи, что хранились неподалеку в Доме Рэнджера.

В выходные дни они заглянули бы на антикварный рынок, и, может быть, она присмотрела бы для себя какую-нибудь вещицу. И все это, не выезжая из Гринвича, за пределами которого простирался огромный, непознанный ею Лондон. И Пол открывал бы его заново вместе с ней. Если бы…

Внезапно его как пронзило: я не взял у нее рисунка! Эта маленькая оплошность в долю секунды обернулась целой бездной отчаяния. Пол стиснул зубы и вдавил сжатые кулаки в глаза. Ничего, ничего от нее не осталось… Его вдруг посетила дикая мысль: "Если б я был женщиной, то постарался бы забеременеть от нее". Хотя этого все равно не произошло бы, потому что ни при каких обстоятельствах Пол не хотел видеть в ней мужчину. Русские мужчины, даже в качестве литературных героев, никогда не вызывали в нем трепетных чувств. Может, лишь князь Болконский… Но он-то как раз больше других походил на британца.

Ему припомнилась история главной любви великого романа, и Пол неожиданно обнаружил в ней сходство со своей собственной. "Я влюбился в девочку, как мудрый, рассудительный князь Андрей. И все так же плохо кончилось. Нет, еще хуже — я не умер".

"Ну, старик! — шепнул ему на ухо внезапно оживший Режиссер. — Уж это всегда можно исправить. Пошли в Россию бархотку с черным гагатом и отправляйся на Башку. Надо всего лишь шагнуть и…"