— Ну и что? — вскочил Кренц. — Сейчас война идеологическая. Верить никому нельзя. И былые заслуги не в счет.

— Хватит, товарищи, — хлопнул ладонью по столу Павел. — Выяснять и анализировать будете потом. Сейчас нам надо решить конкретную проблему.

— Советские войска вас поддержат всегда, — пробурчал, остывая, Григорьянц, — но вы же знаете приказ Москвы. Пока речь не идет о полномасштабном вторжении со стороны НАТО, советским войскам не вмешиваться.

— Чтобы найти изменника родины, необходимо усилить поиски, — тут же проговорил Кренц.

— Чтобы прикрыть поисковые группы МГБ, мне нужна ваша санкция на применение артиллерии и авиации, или я не в состоянии выполнить задачу, — стоял на своем Цанге.

Павел с шумом выдохнул. Ситуация казалась патовой. Следовало либо дать санкцию, что могло привести к настоящей войне между западной и восточной Северороссиями, которая вполне может разрастись и до третьей мировой, либо прекратить поиски, наплевав тем самым на волю Москвы. Решение надо было принимать, и принимать быстро. На столе зазвонил телефон.

— Слушаю, — снял трубку Павел.

— С вами хочет говорить товарищ Берия, — доложил секретарь.

— Соединяй.

В трубке послышался щелчок, и тут же на Павла обрушился ураган нецензурной брани.

— Ты что творишь? — орал между матерными пассажами Берия. — Третью мировую войну захотел? Прекращай балаган немедленно!

— Но, товарищ Берия, — начал оправдываться Павел, — вы же сами приказали…

— А своя голова на плечах есть? — закричал Берия так, что Павлу даже пришлось отвести трубку от уха. — Артиллерия и авиация этот район уже десять раз обработала. Кто знает, под каким кустом сейчас этот пидорас лежит. Сколько его еще искать? Уводи людей немедленно. Изменником теперь займется наша внутренняя агентура. Из-под земли достанут. Тебе, дураку, надо, чтобы сейчас пальба на границе прекратилась.

— Есть, — ответил Павел, и в трубке немедленно зазвучали короткие гудки.

Павел глубоко вздохнул, положил трубку на рычаг и произнес:

— В общем, так: людей отводить за границу. Огонь прекратить.

— А спецназ? — тут же спросил Кренц.

— Что — спецназ? — поднял брови Павел.

— Тех, кого окружили, — пояснил Кренц.

— Отбить, — развел руками Павел.

— Как? — тут же вскинулся Цанге. — Наши не смогли этого сделать в течение трех часов. А если им помощь еще не оказать…

— Сейчас одиннадцать, — Павел взглянул на часы, — скоро стемнеет. Может, они вырвутся? Спецназ все-таки.

— Это в Новгороде стемнеет, — хмыкнул Цанге. — А там север, белая ночь. Стемнеет… где-нибудь через месяц.

— Черт! — Павел вытянулся в кресле. — А если кинуть туда еще батальон, ну, два?

— Без артподдержки всех положат, — отрезал Цанге.

В комнате повисла тишина, которую через пару минут нарушил Кренц:

— Попавшие в окружение бойцы спецназа МГБ — солдаты народа. Если выжить в бою нет возможности, значит, они должны умереть. В атом они давали присягу народу и партии. Плен для сотрудника МГБ — дело недопустимое.

— Но шанс на спасение у них должен быть, — тут же вставил Павел.

— Разумеется, — криво усмехнулся Кренц.

— Значит, так, Цанге, — после изрядной паузы проговорил Павел, — запросите координаты окруженных. Нанесете артиллерийский удар по противостоящим им частям противника. Учитывая, что в отдельных местах наши части вошли в близкое соприкосновение с противником, допускаю, что они также могут пострадать. Общевойсковые части в течение двух часов после обстрела с территории противника не отводить. Может, кто из-под обстрела все же выйдет живым.

* * *

— Господин президент, — Маклай стоял навытяжку, держа у уха трубку телефонного аппарата, — противник начал артиллерийский обстрел нашей территории и частей, окруживших отряд противника.

— Перенести артиллерийский огонь в глубь территории противника и произвести авианалет с целью подавления ведущих огонь батарей, — сухо приказал Алексей. — С этой минуты на любое проявление эскалации конфликта будем отвечать адекватно.

* * *

Цанге, только что вызванный на переговорный пункт, ворвался в кабинет как вихрь.

— Товарищ президент, — доложил он, — противник обстреливает батареи на нашей территории. В наше воздушное пространство снова вошли самолеты противника.

— Черт! — Павел с силой ударил кулаком по крышке стола. — Артиллерии разрешаю открыть ответный огонь. Авиации отразить авианалет противника. Вход в воздушное пространство противника разрешаю. С этой минуты на каждый выпад противника отвечайте теми же методами.

— В таком случае позвольте ввести на территорию противника еще один батальон и увеличить захваченный плацдарм, — щелкнул каблуками Цанге.

— Разрешаю, — бросил Павел.

— Вы это серьезно? — склонил голову набок Григорьянц.

— Конечно, — поднял брови Павел. — Вылазка врага должна получить достойный отпор.

— Ну, тогда я в штаб, — неспешно поднялся на ноги и потянулся советский генерал. — Отдам приказ передвигаться к границе… На основании имеющихся у меня полномочий на случай агрессии стран Западного блока. Полагаю, это именно тот случай. Если уж решили в серьезную заваруху лезть, то без нас вам не обойтись. На границе-то у вас три приличных полка стоят, из той дивизии, что в Отечественную сражалась. А остальное… Западная армия не только многочисленнее вашей, но и подготовлена не в пример лучше. У них все, от капитана, с боевым опытом. А лейтенанты проходили обучение в военных училищах. Солдат своих они днями и ночами по полигонам гоняют, а не на стройках кирпичи класть заставляют. А у вас в народной армии, может, коровники строить и научились, но комсостав-то все из рабочей молодежи. С идеологической подготовкой у них все в порядке, а вот разберут ли, где фронт, где тыл, не знаю. Без нас вам никуда.

— Но вступление Советской армии в конфликт… — проговорил Павел.

— В данном случае находится в рамках договора о военном союзе и взаимопомощи, — проворчал генерал, повернулся на каблуках и вышел. За ним последовал Цанге.

Павел понял, что Григорьянц, как и Цанге, рад началу серьезного конфликта, в котором его роль возрастает безмерно, в котором он может уже не озираться на волю политического и идеологического руководства, который, возможно, открывает блистательную дорогу на вершины власти. Впервые за многие годы Павел по-настоящему испугался.

* * *

Петербургская белая ночь уже полностью вступила в свои права, когда в кабинет президента Североросской Республики вновь вошел генерал армии США О'Нейл, ненадолго выезжавший в свое посольство. Усталые от бессонницы и нервного напряжения лица воззрились на него.