– На, пей!

– А сам?

– Я там, на месте… – Сергей повернулся к Наташе. – Ну, как ты, малыш? Где болит?

– Не знаю… – Наташе неуверенно пожала плечами. – Сейчас нигде, вроде…

– Это хорошо!

Чуть наклонив голову, Сергей долго и внимательно всматривался в её лицо.

– Попробуй открыть глаза, – произнёс он, наконец. – Не бойся!

– Нет!

Вздрогнув, как от удара, Наташа вновь судорожно прижала ладони к лицу.

– Я не могу!

Сергей растерянно посмотрел на меня.

– Давай, Натаха! – как можно более бодро произнёс я. – Всё будет нормально, вот увидишь!

– Нет!

Наташа отчаянно замотала головой.

– Я не могу! Я… – её душили рыдания, голос срывался. – Я не знаю! Я… мне… Мне страшно!

– Давай, Натаха! – повторил я. – Ну, ты же у нас умница!

– Давай, малыш! – добавил Сергей. – Всё будет нормально, вот увидишь!

Узенькие плечики Наташи чуть вздрогнули. С видимым усилием она отняла ладони от лица, потом, немного помедлив, открыла глаза. Она смотрела прямо на меня, в упор смотрела… и что-то странное, пугающее даже было в неподвижном, застывшем её взгляде. Может, это из-за зрачков, расширенных до предела, может, ещё, что… но мне стало вдруг как-то не по себе. Я улыбнулся Наташе, вернее, выдавил из себя некую улыбкоподобную гримасу… и похолодел даже от охватившей всё моё существо страшной догадки.

Наташа меня не видела!

– Темно! – быстро и с каким-то удивлением проговорила она. – Почему темно?

– Что, маленькая?! – хрипло и тревожно спросил Сергей. – О чём ты?

– Сейчас ночь?! – не спросила даже, выкрикнула Наташа, хватая меня за руку. – Ночь, да?!

Ничего ей на это не отвечая, я неловко обнял Наташу за плечи свободной рукой, вернее, попытался обнять… но Наташа тотчас же вырвалась и вскочила на ноги.

– Я не вижу! – вновь выкрикнула она тонким, срывающимся голосом. – Я ничего не вижу! Я ослепла, да?!

Отчаянный и жалобный этот крик вдруг резко и разом оборвался, захлебнулся в рыданиях. Колени Наташи подкосились и она, упав ничком в мягкую, густую траву, заплакала тихо и безнадёжно.

А я сидел рядом с ней и смотрел на неё, и тоже ничего или почти ничего не видел и не различал. Но виной сему были слёзы, самые обыкновенные слёзы, и ничего кроме слёз…

Как карточный домик распалась и рухнула разом вся наша безупречно стройная система галлюцинаций. И, падая, подмяла под себя Бульку и краем, вскользь, зацепила собой Наташу…

Мы были в прошлом!

Каким-то манером, непонятно как, пройдя по чёртовому этому лабиринту, мы оказались в прошлом!

Это было чудовищно непостижимо, это просто не укладывалось в головах наших, настолько не укладывалось, что мы не зразу и осознали даже всей глубины обрушившегося на нас несчастья. Мы просто растерянно смотрели друг на друга… а ещё была Наташа, безутешно рыдающая в объятиях Серёги… а ещё был лес вокруг нас. Страшный, чужой, враждебный лес, грозно обступавший нас с трёх сторон.

И только сверху было обычное синее небо, такое ласковое и такое уютное… и тёплое ласковое солнышко, уже начавшее неумолимый свой бег к закату.

И всё вместе это походило на страшный кошмарный сон, но, увы, это не было страшным кошмарным сном. Это было не менее кошмарной действительностью…

В галлюцинации же никто из нас больше не верил. Даже Витька.

Мы действительно были в прошлом!

Страх…

Первобытный, животный, парализующий и душу, и тело, страх…

И противная слабость в коленках…

Всё вокруг вызывало страх, буквально всё! Всё вокруг было страшно, непонятно и глубоко нам враждебно.

Страшен был лес, окружающий нас с трёх сторон… да и болото с четвёртой стороны казалось не менее ужасным. Страшен был каждый звук и шорох в недалёких дремучих зарослях, а их, таинственных этих звуков и шорохов становилось всё больше и больше… а, может, раньше мы их просто не замечали. И самым страшным было то, что производили всё эти звуки и шорохи какие-то вполне реальные первобытные твари, совершенно нами не видимые и не различимые, но зато прекрасно, как на ладони, видящие и различающие нас…

И я с ужасом подумал о быстро приближающейся ночи…

Отступление

Профессор

– Ну и? – Нина улыбнулась. – Так в чём же слабые места моей разнесчастной гипотезы?

Профессор пожал плечами.

– Ну, вот видите… видишь! – быстро поправилась Нина. – Ведь нет у тебя никаких контраргументов.

– Контраргументы есть… – говоря это, профессор рассеянно шарил рукой в ящике стола и всё никак не мог отыскать эту самую серёжку, нашёл, наконец-таки, вытащил, задумчиво повертел в руках. – Не говоря уже о том, что подобное совпадение маловероятно…

– То есть, оно менее вероятно, чем предположение, что у девушки кроманьонки того времени были такие изящные украшения? – Нина осторожно взяла серёжку с ладони профессора. – И точно такие же украшения мы вдруг обнаруживаем у нашей современницы семнадцати лет от роду…

– Почему семнадцати? – спросил профессор с улыбкой.

– Ну, восемнадцати! Впрочем, не тянет она на восемнадцать…

– Ладно, сдаюсь! – профессор вновь взял серёжку. – Знаешь, не так то просто её потерять! Видишь, какая защёлка!

– Это ещё один контраргумент?

– Да нет, что ты! Потерять можно всё, даже то, что никак нельзя потерять! Это я на себе убедился… – Профессор вздохнул, потом вдруг рассмеялся. – В общем, за неимением лучшей, принимаем вашу… твою, Нина, гипотезу, как, скажем, рабочую… Иначе…

– Иначе, что? – с интересом спросила Нина.

Профессор вторично вздохнул.

– Иначе, иначе, иначе… – пробормотал он и, подняв голову, посмотрел на Нину в упор. – О чём ты думаешь, Нина? Ведь не о серёжке этой ты сейчас подумала?

Застигнутая врасплох девушка растерянно посмотрела на профессора.

– Вовсе нет! Я… – она замолчала на мгновение. – Скажи, ты не поехал на симпозиум из-за находки? Или из-за меня?

– А ты как думаешь?

Нина закусила нижнюю губу, отвернулась.

– Ладно, не хочешь – не отвечай! Скажи только: этот симпозиум… он был для тебя очень важен?

Подойдя к девушке, профессор осторожно обнял её за плечи.

– Ну, как тебе сказать… В общем, вместо меня пришлось ехать самому Сердюкову, хотя он… – профессор замолчал, как-то невесело улыбнулся. – Ты же его знаешь… в вопросах теории он…

– Он что, будет выступать там? – Нина повернулась к профессору, встревожено на него взглянула. – Вместо тебя?

Профессор кивнул и посмотрел на часы. Потом снова невесело улыбнулся.

– Бог с ним, с Сердюковым! Переживёт! Кстати… – он вторично взглянул на часы. – Доклад сегодня. Мой, то есть, его доклад. После обеда. Небось сидит, готовится… честит меня на все корки с самого утра!

– Он злопамятный, – озабоченно сказала Нина. – Почему плохие люди всегда злопамятны?

Профессор ничего