– Уинн, – проговорила я, собрав остатки хладнокровия, – пошли в дом, Дав расскажет нам обо всем.

Брат расхохотался:

– Ну уж нет. Плевать мне теперь на ее историю. Теперь мне бы побыстрее покончить с вами обеими прямо тут, а потом выпить чего покрепче – стакан, а то и три.

Дав смотрела на реку без малейшего страха или даже волнения. Я осторожно шагнула вперед.

– Ты не можешь убить нас только потому, что не хочешь разглашать семейные тайны. – Еще один шаг. – Политикам запросто сходит с рук и грязные дела, и наркозависимость, и уклонение от уплаты налогов. Собери пресс-конференцию, все открыто расскажи, и через месяц все забудется.

– Не будь идиоткой, Алтея, – рявкнул Уинн. – Наш двоюродный дед был куклуксклановцем, мне вполне достаточно этого позорного пятна на репутации. Может, губернатором я и стану, а теперь прикинь мои шансы, попасть в Белый дом.

– Ты не исправишь этого, убив Дав.

Он презрительно посмотрел на меня:

– А ты разве ничего больше не раскопала, играя в Шерлока Холмса? Не только Уолтер в нашем роду вляпался в дерьмо. Хватает и других историй – вполне себе сомнительных, – и мне придется отчитываться по каждой, если я решу бороться за президентское кресло. Это неправильно, это несправедливо. Бог свидетель, сам я ни в чем не виноват. Но кого это волнует в наше время? СМИ так легко не отстанут. Одно упоминание в новостях, один поет в Сети – и все, тебя нет, репутация разрушена.

– Уинн, послушай…

– Поэтому я покончу с этим прямо сейчас. Раз и навсегда.

– Но все уже умерли, Уинн.

Он вздохнул:

– Кто теперь, спустя столько времени разберется, что там на самом деле было? Это не имеет значения, Алтея: это наша семья и касается только нас, никого больше. Уолтер это понимал. Да и отец тоже.

Он тряхнул головой и повернулся к Дав.

У меня все внутри сжалось: так, значит, отец тоже замешан в чем-то ужасном.

Я попыталась подойти ближе, но он вскинул руку, чтобы я не смела приблизиться. От резкого движения две прогнивших доски под его ногами треснули и проломились. Он судорожно дернулся и провалился в образовавшуюся щель, уйдя в воду выше пояса.

Я вскрикнула, а Уинн вцепился в настил причала: его пальцы впивались в доски, а глаза моргали, глядя на крутящуюся черную воду.

– Боже, – выдохнул он. – Нога. Кажется сломана.

Я опустилась на колени и нагнулась к брату, который теперь был зажат в узкой двухфутовой щели.

– Боже, как больно, – прошипел он, брызгая слюной. – По-моему, кость торчит.

Какое-то мгновение я смотрела на него. Он – мой брат. Я нужна ему.

– Давай руку, – сказала я.

Но руки он не дал, а запрокинул голову и посмотрел на небо, которое уже усеяли звезды. И захохотал в темноту пронзительным, клекочущим смехом. Присев на корточки, я все смотрела на него.

– Вот дерьмо, – сказал он, немного отдышавшись. – Полное дерьмо.

Я обернулась к Дав:

– Как вы, все в порядке?

Она кивнула, и я снова повернулась к нему. Мокрое, перемазанное кровью лицо в лунном свете казалось бледно-зеленым. Вид у него был, прямо скажем, неважный. Жалкий. Как там его нога?

– Давай обе руки, – снова предложила я. – Я вытяну тебя.

– Не сможешь, я слишком тяжелый, я выплыву.

Я критически оглядела его:

– А нога?

– Ничего, справлюсь. Поднырну под причал и доберусь до берега. – Он посмотрел на меня, но я не смогла разобрать в темноте выражения его лица. – Я виноват, Алтея. Я правда виноват перед тобой. За многое, за все.

Я не знала, что ответить.

– Алтея, я говорю, я виноват.

Потом его тело вдруг чуть приподнялось над настилом. Он в смятении глянул вниз в мутную воду. И еще раз – он будто подпрыгнул, затем снова опустился, будто поплавок.

– Что такое… – начал он, потом осекся.

Позади него, разрезая воду смертоносной стрелой, приближалась пестро-коричневая спина аллигатора. Я хотела крикнуть, предупредить его, но не могла издать ни единого звука.

А Уинн смог. Нависая над сломанными досками, он издал громкий, пронзительный крик, какого я никогда раньше не слышала. И начал двигаться, заметался туда-сюда, размахивая в воздухе руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Ему удалось зацепиться за доску, он схватился пальцами за трухлявое дерево настила.

Застонав, он попытался подтянуться на руках, но так ослаб, что не мог поднять себя из воды больше чем на пару дюймов. Он уронил голову на причал и яростно скреб его ногтями, совершенно обессилев, будто только что пробежал марафон.

Прежде чем я двинулась к нему, он снова закричал, брыкаясь и лягаясь в этой адской маслобойке. Я протянула руку, он вцепился в нее намертво. Свободной рукой я подхватила его под мышку и чуть подтянула. И тут в его глазах вспыхнул дикий металлический блеск, что-то первобытное, чего я раньше никогда не видела.

– Я держу тебя, – успокоила я.

Прижавшись лицом к моей щеке, он издал странный звук мне прямо в ухо. Какое-то тихое поскуливание. Я обхватила его поперек туловища, упираясь носками ботинок в щель между досками.

– Держись. – Я почувствовала, как его рука сильнее сжалась у меня за спиной. – Я тебя вытащу.

– Боже, Алтея, – задохнулся он. – Нога, он схватил меня за ногу.

– Знаю, все хорошо, я держу тебя. – Я взревела, стиснув зубы, и потянула что было мочи, пытаясь вытащить его мокрое тело из ловушки. Я тянула назад, откидываясь всем телом, пока мышцы спины не свело судорогой.

Вглядываясь в темноту за его спиной, я не видела ничего, кроме легкой ряби, когда вдруг среди нее нарисовались двойные гребни и понеслись в нашу сторону по чернильной воде. Спустя полсекунды Уинн завизжал. Это был ужасный, пронзительный, нечеловеческий крик, эхом отдавшийся у меня в ушах. Видимо, я тоже закричала, не помню. Он дернулся, страшно вздрогнув всем телом. Я старалась удержать его, но он качнулся в сторону, выворачиваясь из моих объятий. Я с ужасом наблюдала, как его лицо искажается от мучительной боли. Тело дернулось еще раз и полностью скрылось под водой. И тут я наконец заорала.

И попятилась от пролома в досках – вода все еще плескалась через край.

– Алтея, – позвала меня Дав.

Я обернулась.

– Иди, иди скорее в дом, нужно вызвать полицию.

Я кивнула, сбежала с пристани и опрометью бросилась через лес. Слезы слепили мне глаза, в ушах гудело от рыданий. Они превратились в низкий пронзительный стон, точно такой же, как последние звуки, которые издал при жизни мой брат.

30 сентября 2012, воскресенье