– Мать подумала: почему бы не пригласить Веру в гости, вдруг та приобретет копию? Денег на тот момент не было совсем… Валера всегда запирает свою комнату, но у меня есть второй ключ, о котором он, как видите, не знал. Я вошел сюда вместе с обеими женщинами, видел реакцию Веры. Та была ошеломлена. Она видела этого «Тьеполо» давно и мимоходом, а теперь получила возможность разглядеть как следует. Чуть ли не обнюхала полотно и спросила, точно ли мы уверены, что это копия? Мать пошутила, спросила, не желает ли она купить картину по цене подлинника? Мол, мы с удовольствием продадим, тяжелый материальный тупик.

Но у Маякиной были планы, идущие куда дальше приобретения и реставрации полотна. Прежде всего она пожелала детально узнать, впервые за долгие годы, как была заражена копия, выглядевшая двухсотлетней, тогда как ей не было и полувека. Получив объяснения, женщина задумалась, а затем сделала неожиданное предложение.

– Я присутствовал при этом историческом событии, хотя Вера очень хотела меня выдворить. Но мать настояла, чтобы я остался. Тогда Вера сдалась и раскрыла карты. Она сказала матери, что готова приобрести «Тьеполо», при условии, если получится «соскрести с него грибок и пересадить его туда, где он начнет размножаться». Мать сразу догадалась, что Вера задумала повторить старый опыт, но уже с определенной целью, с целью наживы. Ее ужаснула такая возможность, она твердо отказала. Пыталась убедить Веру, что ничего у нее не получится. Да так, по ее мнению, и было, ведь грибок не мог быть активен вечно. Все-таки Вера приобрела картину, хотя и заплатила за нее ровно столько, сколько стоила копия, без всяких там грибков и прочих подвохов. По ее словам, она и так оказывала нам милость. Деньги были небольшие, наших проблем они не решали. Но все только начиналось…

По словам Петра, сам он никак не стимулировал продолжение этой истории, привыкнув к страшным дырам в своем бюджете. Зато Гаев, чьи финансовые проблемы были куда серьезнее, немедленно заразился идеей Веры, едва лишь узнал об инциденте с купленной картиной.

– Первым делом он упрекнул мать за то, что та чуть не даром отдала «Тьеполо», из которого можно было добыть драгоценный грибок. Затем нарисовал перед ней впечатляющую картину того, как можно будет решить проблемы, сделав с десяток «шедевров». На этом, конечно, хитрый лис обещал навсегда закончить эту неприглядную деятельность. Мол, небольшой грех – полгреха. А если еще потом да покаяться! Гаев пристал к матери, твердил об одном и том же, и она наконец не выдержала, призналась в том, о чем никто из нас не слыхивал. Все-таки необыкновенная женщина! Столько лет хранить тайну!

Оказалось, что Софья, будучи серьезно больной, не строя иллюзий по поводу выздоровления, предприняла последнюю попытку увековечить свое имя. На свет вновь явился злополучный набор для изготовления фальшивого жемчуга, с его стеклянными трубочками и заготовками для бусин затейливой формы. Софья вдула в каждую жемчужину порцию крепкого бульона из осетрового клея, зараженного грибком, и запечатала воском – по рецепту прежних мастериц, также жертвовавших своими легкими. Она передала коробку Елене Тихоновой и велела беречь ее, как зеницу ока.

– Софья сказала, что этот образец нужно сохранить. Что «суфлер», опыты с которым ставились не в легальных лабораторных условиях, показал себя таким удивительным образом, что в будущем может прославить ее. Она только о славе и думала, даже умирая… Галина тоже была при смерти. Вскоре обе подруги скончались.

Пошептались по углам и перестали, забылась даже история с повальной дезинфекцией и медосмотром соседей. «Тьеполо» медленно старел, вися на стене, у всех на глазах, никому не интересный. Вторая картина, когда-то купленная и перепроданная Вороновым, затерялась в Москве. Набор для изготовления жемчуга вернулся в шкаф. Отец Елены Тихоновой вскоре также умер, она вышла замуж, у нее появилась своя семья, все стало забываться, как страшный сон. Прошло сорок четыре года, прежде чем «суфлер» снова явился на свет. В былые времена его вызвало к жизни тщеславие и безрассудство подруг. Сейчас – безденежье и алчность.

– Неужели ваша мама согласилась продать образцы грибка Вере Маякиной?! – Александра ощутила ползущий по спине холодок – словно гадюка скользнула вдоль позвоночника, от затылка к копчику. – Это… безумие. Эта женщина способна отравить весь город, чтобы заработать пару монет! Может, уже отравила!

– Есть мнение, что никого она не отравила, – спокойно ответил Петр. – Ведь сколько она ни скребла тут и там несчастного прогнившего «Тьеполо», ничего не добыла, кроме инертной гнили. Разумеется, мать не продала ей набор. Но она не отдала его и Гаеву, хотя тот просил об этом на коленях. Она отлично знала, что любезный кузен способен на то, что Маякиной только присниться может! Все его благие намерения «сделать» десяток картин для раздачи долгов – чистой воды ложь. Она и сама не видела иного способа выпутаться из финансового тупика, но не желала терять контроль. И потому обратилась к друзьям, которым доверяла. Мать твердо решила изготовить столько «шедевров», сколько необходимо для оплаты счетов, не больше. Потом она намеревалась уничтожить остатки бульона, попросту сварив его, как поступила некогда Софья, уничтожавшая следы своей деятельности.

Александра спрятала лицо в ладонях, а когда отняла их, ее щеки были мокры от слез.

– Друзья – это Эрдель и Воронов?!

– Именно, – кивнул Петр, хладнокровно наблюдавший за ее реакцией. – Они тотчас прилетели на зов. Эти сумасшедшие коллекционеры, вы знаете не хуже меня, всегда готовы поучаствовать в какой-нибудь безумной затее. Влезть по шею в помойку, испачкаться во всех грязях, даже рискнуть жизнью. Хотя, о последнем мать до поры не говорила!

– Они отравились, слепо ей помогая?! Ничего не зная о том, что им грозит?! – ахнула женщина.

– Она не заставляла их принимать участие в процессе инфицирования, друзья сами рвались в бой! – пожал плечами Петр. – Мать и привлекла-то их к делу лишь потому, что сама финансово не потянула бы изготовление качественных копий старых шедевров, да еще на основе из осетрового клея. Это – немалые деньги. Что-то продать из отцовской коллекции, часы, например, или бронзу – на это нужно время. Мать спешила, кредиторы торопили…

Воронов с Эрделем, уяснив, в чем состоит просьба старой подруги, сами пожелали участвовать в процессе инфицирования картин. Интерес их, впрочем, порождался разными мотивами. Скептически настроенный Эрдель был заинтригован самим процессом. Практичного и корыстолюбивого Воронова интересовал «коммерческий» результат. Тихонова, отчаявшись отговорить друзей на примере погибших некогда девушек, вынуждена была допустить их к работе. Мужчины в один голос утверждали, что смерть подруг и их эксперименты с грибком – случайное совпадение. Что по Москве тогда наверняка ходила некая грозная инфекция, о которой вслух не говорили, а те, кто соотнес дезинфекцию и медосмотры со смертью Софьи и Галины, просто перепутали причину и следствие. Все, что могла сделать в данной ситуации Тихонова, – это первой набрать дозу бульона из откупоренной жемчужины. Это не облегчало мук совести, но хотя бы ставило ее на одну доску со всеми. Кроме того, как она призналась младшему сыну, друзья чуть ли не убедили ее в своей правоте, настолько скептически оба восприняли смертельную угрозу, которую нес в себе «суфлер».