– Вот на его чувствах мы и сыграем. У него есть козырь, который сделает тебя богатым. Но этот козырь он выложит тогда, когда поймет, что теряет Дину окончательно и бесповоротно.

– Я тебя не понимаю.

– Два года они занимались поставкой дорогих иномарок моему мужу, – ответила Назарова. – Он неплохо платил им. Где эти деньги? Почему ни убогенький, ни твоя шлюшка не испарились? Почему вьются вокруг тебя, как пчелы над арбузным хранилищем? Зачем им нужен был твой паспорт? Не догадываешься?

– Нет.

Назарова не стала ничего больше объяснять. Как преподаватель, она выдохлась, устала, тем более что рабочий день давно закончился.

– Сколько тебе? – спросила она, стоя к нему спиной.

– Двадцать пять.

– Двадцать пять, – повторила она. – На десять лет ты младше меня.

– Ну и что! – категорически возразил Гера. – Мне это, можно сказать…

– Я продала все, что выбила у Лемешева, и собираюсь уехать во Флориду к сестре, – неожиданно сказала Назарова. – Павел Сергеевич не оставит меня в покое. Он вместе со своими труподелами будет жужжать вокруг меня, как навозная муха.

Она сделала паузу и, глядя прямо в глаза Гере, спросила:

– Поедешь со мной? Если да, то для начала ты должен жениться на Дине и стать богатым.

* * *

– Здравствуй, Юрий Александрович, здравствуй, дорогой! – обрадовался Фризов, услышав в трубке знакомый приятный голос. – Я думал, ты в отпуске, где-нибудь на Канарах или Мальдивах.

– Я уже третий год без отпуска, Герман. Работы выше крыши, – ответил Юрий Александрович. – Как твоя газета?

– Неважно, – сознался Фризов и чмокнул губами. – На прошлой неделе семь тысяч отпечатали, на этой, боюсь, придется ограничиться пятью. В Москве плохо покупают, в регионах тем более. Лето, народ в отпусках и на дачах.

– Понятно. Но не у тебя одного такие проблемы… Хочу тебя обрадовать. Я начинаю запись очередной «Исповеди» и намерен воткнуть на десять секунд рекламу твоей газеты.

У Фризова даже дыхание сперло. Он переложил трубку к другому уху и, заикаясь, громко сказал:

– Алло! Юрий Александрович! Ты меня слышишь?.. Это так здорово, это будет так кстати, что ты даже не представляешь! По гроб буду обязан! Даже не знаю, как тебя отблагодарить! Реклама по центральному телевидению, да еще в лучшее время! Ну, я очень, очень рад!.. Послушай, Юрий Александрович, это ж значит, надо срочно готовить ролик?

– Не переживай, я все возьму на себя.

– Ну ты меня осчастливил! Ну сделал подарок! В ближайших номерах я полосу отдаю под «Исповедь»! Лучшие перья кину…

– Нет, Герман, мне надо другое, – перебил Юрий Александрович.

– Да, да! – с готовностью ответил Фризов. – Все, что скажешь…

– У тебя работает Дина Стеблина.

– Есть такая. В спецкоры недавно ее перевел.

– Отправь ее в Чечню.

Фризов раскрыл рот и несколько мгновений силился издать хоть какой-нибудь звук.

– В Чечню? – упавшим голосом повторил он. – Там сейчас вроде как обстановка не очень.

– Вот и хорошо. Проверишь ее в серьезном деле. Пусть девчонка наберется навыков настоящей репортерской работы. А потом пришлешь ее ко мне, на съемки.

– Юрий Александрович, – глухим голосом произнес Фризов. – Она замуж выходит на этой неделе. Венчание.

– Прекрасно! – рассмеялся Юрий Александрович. – Венчание, брачная ночь, и, пока не улеглись эмоции, в командировку.

– Бесчеловечно это как-то, – еще тише произнес Фризов.

– Не позднее третьего июля она должна быть в Грозном, – уже тоном приказа сказал Юрий Александрович и положил трубку.

Фризов еще некоторое время слушал короткие гудки, а потом стал чесать трубкой плешь на голове. «А как иначе? – подумал он. – За все надо платить».

Он послюнявил кончик пальца и стал листать перекидной календарь. На третье июля он пометил: «Стеблину – в командировку». Потом перевернул несколько страниц назад. На двадцать девятое июня выпадало много дел: «У Стеблиной – венчание. 1. Цветы и подарок от коллектива. 2. Выпустить стенную газету (художникам – фото!!!). 3. Машину к 9.00 (сказать водителю, чтоб украсил лентами, куклой и проч. ерундой). 4. В «Макавто» заказать обед на семнадцать человек. 5. Шампанское – в холодильник!!! 6. Предупредить жену, что вернусь поздно».

Фризов поморщился и снова принялся чесать плешь, на этот раз авторучкой. «Бесчеловечно», – подумал он и, вернувшись к третьему июля, нарисовал под записью большой вопросительный знак.

* * *

Она смотрела, как Влас помешивает ложкой кофе. Чашка звенела, как маленький колокольчик. Несколько капель пролилось на белый пластиковый стол. Мыслями Влас был где-то далеко, и его рука, как заведенная, кружилась над чашкой, кофе продолжало выливаться через край, чашка звенела.

– Ты переживаешь? – спросила Назарова, кладя свою руку поверх его ладони.

– Она глупая девчонка! – в сердцах выкрикнул Влас. – Ее баловство переходит уже все границы!

– Там большие деньги, – сказала Назарова.

– Деньги? – болезненно улыбнулся Влас. – А разве я мало давал ей денег? Она даже не знала, на что их потратить! Куклы Барби, фотоаппарат с оптикой, способной снимать кратеры на Луне, какие-то цифровые диктофоны… Зачем ей все это?

Он решительно встал из-за стола:

– Спасибо за приглашение…

Назарова остановила его легким движением руки.

– Сядь. Прошу тебя, сядь. Я позвала тебя не для того, чтобы сыпать соль на раны. Я хочу помочь тебе.

Влас нерешительно топтался у столика, задевая головой край пестрого зонтика.

– Мне никто не сможет помочь, – ответил он, тем не менее вновь опускаясь на стул.

– Ты ее любишь, – сказала Назарова, поднося сигарету к губам. – А потому жалеешь, потому готов простить ей измену.

Влас молчал, борясь со слезами. Голова его начала дергаться, словно об его лоб ударялись и отскакивали теннисные мячики.

– Да, жалко, – не сразу сознался он. – Потому что она молодая и глупая. Она мечется и сама не знает, что хочет. Макса нет, Лемешев с нами порвал, можно начать нормальную жизнь. Я предлагал ей остановиться, но у нее нет тормозов. Жениться, потом разводиться, потом судиться! Она сумасшедшая! От этих грязных денег надо бежать сломя голову, а она собирается поднимать шум!

Мимо них мчался поток машин. Солнце плавило асфальт. Горячий воздух дрожал над тротуаром. У бочки с квасом стояла очередь.

– Двадцать девятого у них свадьба, – сказала Назарова, глядя через затемненные очки на прохожих. – Помнишь, что по этому поводу сказал Шурик?

– Какой Шурик? – не поднимая головы, отозвался Влас.