Щеки ее раскраснелись, голос дрожал от волнения.

— А... Гм... — сказал поручик Юсупов, совершенно сбитый с толку такой внезапной переменой в поведении обычно сдержанной и даже, как ему казалось, холодноватой княжны. Ему даже почудилось, что Мария Андреевна вот-вот сама предложит ему поскорее обвенчаться. — Сударыня, — продолжал он, справившись наконец с растерянностью, — я счастлив служить вам. Но неужто вы и впрямь рады меня видеть? Неужели я могу надеяться, что наконец-то завоевал ваше дружеское расположение и, быть может, даже... любовь?

Княжна смущенно опустила глаза, не зная, как ответить на этот излишне прямой вопрос, но в это время из-за дома, с заднего двора, с громом вылетела пустая подвода и с невиданной скоростью скрылась в глубине аллеи, которая вела к воротам. Правивший подводой мужик стоял на передке во весь рост и крутил над головой кнутом, погоняя и без того летевшую во весь опор лошадь. Поручик проводил это мимолетное виденье удивленным взглядом и обернулся к Марии Андреевне. Княжна смотрела на него с ангельской улыбкой, очень красившей ее милое лицо.

— Что это с ним? — не удержался Юсупов от неуместного вопроса. — Полетел как угорелый.

— Ах, да какая разница! — капризно ответила княжна. — Что вам за дело до какого-то мужика? И откуда, скажите на милость, могу я знать, что у него стряслось? Может быть, его отправил управляющий по какому-то делу... не знаю. Я просто не в состоянии за всеми уследить, они все время расползаются, как тараканы, а когда приползают обратно, то непременно пьяные в стельку. Не желаю о них говорить! Пойдемте в дом, сударь, и вы мне подробно расскажете о своем приключении.

Рука об руку они поднялись по широким ступеням парадного крыльца. Архипыч распахнул перед ними дверь, согнувшись в поклоне, и княжна в сопровождении опиравшегося на трость блестящего гусара скрылась в доме.

— Чую, будет дело, — блудливо ухмыляясь, сказал кучер Гаврила, наблюдавший эту сцену вместе с кучкой дворовых, стоявших поодаль. — Отлеталась пташка. Эх, народ, скоро свадебку справим! Небось, их сиятельство по такому случаю бочки водки не пожалеет. Ты как считаешь, Архипыч?

— Молчи, коли Бог ума не дал, — посоветовал старик-камердинер. — Свадебку он справит... На собачьей свадьбе погуляешь, и будет с тебя. Чует мое сердце, поручику этому несладко придется.

— Это почему же? — удивился кучер. — Княжну-то видал? Прямо патокой течет, хоть ты на хлеб ее мажь!

— То-то и оно, — сказал Архипыч. — Не к добру это. Я ихнюю породу хорошо знаю, повыщиплет она этому павлину перышки, как пить дать повыщиплет. Ну, будет языками чесать, ступай на конюшню. Неужто у тебя работы нету?

...Тяжелее всего, как и предполагала княжна, оказалось дождаться возвращения подводы. Ее не было почти два часа, и в течение этих двух часов она имела превосходную возможность испытать свои дипломатические способности. Поручик, несмотря на свою хромоту и забинтованную голову, рвался на прогулку по парку, как засидевшийся на кушетке пудель, и княжне пришлось немало потрудиться, чтобы, с одной стороны, удержать его в доме, а с другой — не дать ему снова завести разговор о своих нежных чувствах, тайном венчании и прочем вздоре, который, вне всякого сомнения, вертелся у Юсупова на самом кончике языка.

Наконец чуткое ухо княжны уловило в отдалении громыхание тележных колес, и она поняла, что час пробил.

— Однако, поручик, что-то мы с вами засиделись в четырех стенах, — сказала она, вставая. Юсупов немедленно вскочил и слегка поморщился, неловко наступив на больную ногу. — Не пойти ли нам и в самом деле прогуляться? День просто чудесен, вы не находите? А скоро, вообразите себе, наступит зима, все покроется снегом... Бр-р-р-р!

И княжна зябко передернула плечиками.

Юсупов горячо выразил готовность сию минуту отправиться с очаровательной княжною хоть на край света, а если ей потребуется, то и дальше. Мария Андреевна со смехом ответила, что так далеко идти не надобно. Смеясь и перебрасываясь шутками, они спустились во двор и углубились в одну из самых глухих аллей старого княжеского парка — ту самую, в конце которой находилась круглая лужайка с прудом. Место было памятное: возле пруда в августе прошлого года Вацлав Огинский стрелялся с поручиком Синцовым на дуэли, и там же княжна увидела первое в своей жизни мертвое тело. Именно по этой причине, вернувшись ранней весною в свое родовое гнездо, Мария Андреевна крайне редко ходила к пруду: воспоминания были слишком свежи и болезненны.

Однако теперь она будто бы невзначай направилась именно сюда. Юсупов, никогда прежде не посещавший эту часть парка, громко восторгался царившей здесь красотой запустения и дикости, сравнивая ее со строгой планировкой регулярных аглицких парков и находя, что запустение и дикость лучше, особливо для души романтичной и возвышенной. Всякий раз, углядев в густом переплетении ветвей очередную, сильно потерпевшую от времени и непогоды мраморную фигуру, он надолго застывал перед нею, восхищаясь гением античных мастеров и прозорливостью старого князя, который позволил парку превратиться в дикие джунгли, полные неописуемого очарования. Сгоравшей от лихорадочного нетерпения княжне уже начинало казаться, что эта пытка никогда не кончится, но вот наконец впереди замаячил просвет, а спустя минуту между деревьями блеснуло круглое зеркало пруда.

— Боже, какая красота! — воскликнул Юсупов, остановившись на краю лужайки и обводя взглядом круглое, со всех сторон обнесенное частоколом старых деревьев пространство, в середине которого лежал пруд, действительно напоминавший зеркальце, потерянное здесь дочерью некоего сказочного великана. — Клянусь честью, сударыня, от такой красоты у меня начинает болеть сердце. Если бы я только мог, я заговорил бы стихами. Но я, к своему великому стыду, не способен зарифмовать и двух строк.

— Да вы, верно, и не пытались, — с улыбкой произнесла княжна, стараясь не кусать губы от нетерпения.

— Пытался, сударыня, и притом не единожды. Но, как ни возьмусь за перо, все получается какой-то вздор, а то и вовсе что-нибудь неприличное, чего в обществе и вслух-то не произнесешь. Нет, видно, слава пиита не для меня. Что ж делать, когда таланта нет!

— О, существует весьма простой выход из этого щекотливого положения, — смеясь, ответила Мария Андреевна. — Читайте дамам стихи других пиитов, вот и вся недолга! Так все делают, а некоторые идут много дальше, выдавая чужие сочинения за свои собственные. Вы слыхали о юном Александре Пушкине?

— К великому моему стыду — нет, не слыхал. А что, сей юноша прославил свое имя тем, что присваивал чужие вирши?

Княжна рассмеялась, на сей раз совершенно искренне.

— Что вы, сударь, право! Как можно? Неужто и вправду не слыхали? Сам Гаврила Романович Державин назвал сего отрока своим преемником и напророчил ему славу величайшего пиита, коего имя будет греметь в веках.

— Воистину, сударыня, я пристыжен. Нет, я просто уничтожен! Как же так?... Сам Державин... Какой стыд! Позор! Надеюсь, вы простите мне мое невежество, приняв во внимание то, что я уже год как не покидал седла и ежели слышал стихи, так только те, что распевает эскадрон на марше. Быть может, вы сами прочтете мне что-нибудь? Пушкин, вы говорите? Умоляю вас, Мария Андреевна, не отказывайте мне в такой малости!