– Чего ж вы резкие такие, – пробормотала хрипло, получив секунду свободы от нападок Рэя. И тут уж я не упустил свое – обхватил ее подбородок, поворачивая лицо к себе и практически вгрызся в ее рот поцелуем. Риш меня побей до смерти, задохнуться хочу сейчас, вот в этом моменте! По языку будто сладкий-сладкий пламень течет!

Сонька замычала мне в рот, отвечая яростно, заизвивалась вся на мне. Краем глаза я ловил, как Рэй, не теряя времени, ласкает ее грудь. Обхватывает и приподнимает одну, пока я нагло тискаю вторую, вбирает ее сосок и терзает его. Губами дразнит, прихватывает зубами, щелкает языком. Отпихнул мою руку и так же за вторую взялся, превращая бледно-розовые навершия в почти пунцовые. А я жрал-ловил волны, что шли по нашей Соньке от его ласк. Она вся дрожала и гнулась в пояснице, искушая меня освободить себя из штанов и войти в нее, насадить на себя.

Но вместо этого откинулся назад на спинку, увлекая нашу женщину за собой, и не прерывая поцелуя, подхватил под коленями обе ее ноги, поднимая их к груди, и раскрыл ее максимально перед Рэем. Выставил всю напоказ для обоих, упиваясь влажным блеском между ее бедер. Поймал одуряющую волну ее вызревшего возбуждения, что смешивалась с запахом похоти, моей и побратима. Никогда меня не жрала она сильнее, этот общий аромат теперь во мне навечно. Он навсегда отныне един с наслаждением за гранью. Опережая оскалившегося и затрясшегося в нетерпении Рэя, скользнул пальцами между мокрыми складками мягчайшей плоти и погрузил их в щедрую влагу. Сонька вскрикнула и изогнулась на мне дугой, упершись затылком в ключицу. Дергалась и мотала головой, пока побратим порыкивал в мучительном ожидании.

– Рунт… Рунт!.. – взмолилась она. О чем? О немедленном освобождении?

Я усилил движения, вгоняя пальцы глубже.

– Еще… Рэй… – Соня с неожиданной силой впилась в мое запястье, отталкивая и лишая погружения в обжигающую тесноту и одновременно вплела пальцы в волосы Рэя, подтягивая к себе. А мою руку принялась направлять… ниже?

Я замер на мгновение в недоумении. Но тут же и опомнился от ее долгого умоляющего стона и требовательного укуса в нижнюю губу.

– Мне нужно! – приказала она, полыхнув абсолютно пьяными глазами. – Нужно после этих…

Я не риша не понял, но какая разница? Нашей женщине что-то нужно? Наша женщина это получает.

Я развернул кисть так, чтобы почти не мешать тут же прильнувшему алчным ртом к ее центру побратиму и надавил пальцем на тугое кольцо мышц. И Сонька открылась проникновению легко, сразу выдохнув: «Еще!»

На секунду меня обожгло не только сногсшибательной жарой, но и осознанием, что она знает, как принимать сразу двух мужчин в себе. Но гнев моментально растаял. Это тело знает, как принимать двоих. Тело. Оно не ее суть, не она вся. А наша Сонька будет знать только, как принимать нас с Рэем. Не было до нас никого и не будет уже.

Я погружал в тугую жару пальцы снова и снова, не отрываясь глядя через плечо мечущейся в экстазе на мне Соньки, как Рэй ее вылизывает, по сути, пожирает. Ловил каждый его прием, давление зубов, погружение языка и глотал слюну, предвкушая, как однажды буду делать это сам. Впервые для нашей женщины. Впервые вообще.

Мышцы Соньки стали судорожно сжиматься на моих пальцах, она закричала протяжно и хрипло, дрожа и снова превращаясь в живую пламенную дугу, засучила по плечами Рэя ступнями, кончая.

Побратим вскинул голову и обжег меня практически безумным взглядом.

– Сейчас, Рунт, нужно сейчас, – прорычал он и выдернул ее, еще содрогающуюся, из моих рук. Шагнул назад и рухнул на постель спиной и, не давая Соньке и мига опомниться, насадил на себя.

– Сейчас, побратим! – его голос прозвучал и как свирепый приказ, и как мучительная мольба сквозь ее тягучий нуждающийся стон.

Я, не помня себя, очутился за спиной у нашей женщины.

– Да, Сонь? – прохрипел, прижав истекающую скользкой влагой головку ко входу, где только что тонули мои пальцы. – Да?

– Да-а-аа! – выстонала Сонька, прогибаясь в пояснице на Рэе и открываясь для меня.

Туго. Как же было туго. И жгло заживо… Я толкнулся раз, еще, умирая от неизведанного прежде наслаждения и одновременно от ужаса причинить боль и вред. Смотрел, глаз не отводя, как мой член медленно вторгается, растягивая узкий вход, совсем рядом с членом Рэя, и казалось, огонь вот-вот польется из ноздрей, и огнем же я и изольюсь. Но Соня запрокинула назад руку и впилась ногтями в мой затылок, вжимая лицом в изгиб своей шеи и требуя больше. И я обезумел. Сорвался в полную дикость, в одни сплошные ощущения, скольжения, стоны, толчки, рыдания, жесткие сжатия, непрерывную дрожь, укусы, мольбы о большем, небывалое невыносимое трение. Сонька металась, стенала между нами, билась как будто в постоянном оргазме, забыв о существовании разума. И уволакивала нас обоих туда же. Топила в себе, поглощала, не оставляя ничего, разрушала для всего мира.

Я сорвался раньше Рэя, и так продержавшись и это время чудом. Я готов был кончить, еще входя в нее. Но то, что разбивало меня волна за волной, пока я изливался досуха, нельзя назвать «кончать». От такого или умирают, или перерождаются безвозвратно. И валясь набок слепым и глухим от наслаждения, я еще и не знал, что же будет из этого со мной.

– Сонька, хватит валяться! – ворчливо пробубнил Адир где-то вне пределов моей видимости, и мне захотелось скривиться не только от его скрипучего пропитого голоса, но и от противного скребущего звука. Опять жрет и царапает дно плошки ложкой. – Вставай, говорю, не время еще тебе целыми днями-то с мужиками нежиться. Потрудиться еще надо, Соньк, и поскорее, а то потеряешь все. Просто так вам с Мартом желанного не получить. ВСТАВАЙ!

Я резко села на кровати, заморгав не сразу прозревшими глазами и не соображая еще, где нахожусь. Вот только что меня колотило и колбасило от безбашенных ласк прямо-таки с цепи сорвавшихся побратимов, которые как будто твердо решили убить меня наслаждением, потом я опять видела себя под пологом в компании Адира, и вот снова комната гостевого дома, пылающий камин, сильные руки обвили голую меня, норовя уронить обратно на мощную грудь, и кто-то шепчет неразличимый в сером свете едва наметившегося рассвета.

– Фирсо, а ну марш домой, я сказал! – шипел Рунт, силуэт чьей широкой спины я различила на фоне открытого окна.

– Не могу, дядя Рунт! – громким шепотом ответил невидимый мне мальчишка. – Велено было передать вашей Соньке, что вам под полог пора, а то худо будет. Всем вам.

– Я сам все передам! – продолжил разговор на змеиный манер оборотень и попытался окно закрыть самым беспардонным образом.

– Нет! – уже почти в полный голос возразил его сын. – Дед тот сказал, что ты утаишь чего не надо, дядя Рунт, а потом тебе же и погибель с того. Не бывать тому! Соня-я-я-я! Дядя Рунт меня гонит и к тебе не пущает!

– Ах ты ж-ж-ж!..

– Рунт, прекрати! – просипела я и повернула лицо к Рэю. То, что он сел и его губы очутились совсем близко, я не увидела – ощутила всей кожей. И повернуться за поцелуем было так же естественно, как сделать следующий вдох.