– Да, талантливый мальчик! – процедил герцог и неожиданно ударил юношу по щеке.

Тот вздрогнул и наконец-то открыл глаза.

– Что, пришёл в себя?! – поинтересовался герцог, продолжая мрачно сверлить пленника глазами.

Но да взгляд Френсиса был не менее тяжёл. Этот поединок продолжался несколько секунд. Наконец, герцог усмехнулся:

– Господин барон, вы спрашиваете, что я буду с ним делать. А что отцу делать с собственным сыном? А, Фрэнк! Надеюсь, ты ещё не отрёкся от отца?

– От отца?! Нет! И меня звать Жаном, если вы не в курсе, милорд, – жёстко отрезал юноша.

– Жаном!? И давно? – зло сощурился герцог.

– Я так понял, что это имя дано мне при рождении. Хотите сказать, что не знали?

– Вот, значит, как… Ладно… Мы ещё обсудим проблему твоего имени. Сеньор, – герцог обратился к барону, – Вы лучше знакомы с этим домом. Найдётся ли здесь для этого щенка подходящий уголок?

– Найдётся… – хмуро отозвался испайронец.

– Прекрасно, – и герцог вернул своё внимание пленнику, – Мы чуть отложим нашу беседу. А пока прими мои соболезнования, Фрэнк. Помнишь, я говорил, чтобы ты держал Монсо на расстоянии. Теперь во всем, что с тобой случилось и случится, вини только себя.

– Я Жан, – глухо откликнулся юноша. (Отныне и мы будем так называть этого человека).

Появились слуги барона, во главе с коренастым, седовласым пиратского вида предводителем. Барон отдал приказание на испайронском, и те, грубо подхватив Жана под мышки, уволокли его прочь.

– Какого чёрта!?! Как ваша племянница всё узнала!? – вскипел герцог сразу, как за пленником закрылась дверь.

– Для меня это тоже большая загадка, но она умная девочка, – барон болезненно сморщился и указал на дверь, – Поедемте, Ваша Светлость, мы уже потеряли достаточно много времени.

– Хорошо, едем, – и герцог взялся за шляпу…

Жана кинули в тёмный чулан прямо на пыльный пол. В голове юноши стоял страшный гул, а всё тело ужасно болело. Но вот дверь чулана захлопнулась, словно была крышкой гроба, густой мрак обрушился на пленника всей своей тяжестью, и глаза юноши закрылись сами собой. Сейчас у него хватило сил только на то, чтобы попробовать самому отвернуться от этого ужасного мира. Бороться с ним он уже не мог.

Жив ли он? Мёртв ли? Ему просто не было это интересно. В голове не нашлось ни одной членораздельной мысли.

Перед его мысленным взором всё поплыло, сливаясь в несуразные картины, быстро и на первый взгляд бессмысленно сменяющие друг друга. Этот круговорот даже вызвал лёгкое чувство тошноты, и не прошло и минуты, как рассудок закрыла плотная пелена кошмаров – шутка ли, двое суток почти без сна.

Но Жан не смог проспать долго, ведь такое забвение не способно принести покой и восстановить силы. Скоро он снова открыл глаза.

Оказывается, в этом чулане не так темно, как это показалось в первый момент – здесь нашлось окно! Пусть и закрытое крепкими деревянными ставнями, оно сумело стать источником скудного света. Тонкие нити солнечных лучей сумели избавить юношу от неприятного чувства слепоты и теперь взялись обрисовать контуры творящегося здесь беспорядка. Очевидно, что это помещение служило кладовой, или скорее свалкой вышедших из употребления вещей. Была тут и мебель, и изъеденная временем и пылью одежда, и разбитая посуда.

Жан вдруг понял, что то положение, в котором он пребывал уже неизвестно сколько времени, было далеко не самое удобное. Может быть, именно благодаря ему он и испытывал такую сильную боль в пояснице? Жан попробовал встать и только сейчас вспомнил, что он связан. И в тот же миг воспоминания обрушились на него беспощадной лавиной, грозя раздавить, стереть в порошок, а в душу запустил клешни холод страха. Всё уже пережитое и только обещанное герцогом случиться навалилось на утомлённую душу одновременно, словно тысяча игл пронзили сердце. Но в этот раз почти сразу, откуда-то из глубины, поднялся сильный протест, или, быть может, гнев. Так или иначе Жан ощутил страшный жар в груди, а всё, что бурлило в его сознании, наконец сформировалось в одно слово: «Марианна!» Именно это имя заставило юношу собраться, прояснило сознание, вернуло способность мыслить более не менее связно.

«Неужели Анри не удалось уйти?! Неужели он в самом деле погиб?!» – Жан отказывался в это поверить, но тут в его памяти вдруг некстати всплыли когда-то оброненные Анри слова касательно праиэров: «Помяни моё слово, однажды эти гады убьют меня!» Нет, было немыслимо представить, что он, Жан, никогда больше не увидит друга, не услышит его шутки и смех. Нет! И Жан отказал себе в праве рассуждать на эту тему! Люди герцога не видели Анри мёртвым! Он не может погибнуть, и точка!!! Но где теперь Марианна?! Что с ней?! Сплошные такие изматывающие вопросы…

Ясно только одно – он, Жан, сможет помочь Марианне и найти друга только, если выберется из плена! Это также очевидно, как и то, что он сейчас валяется в этом Богом забытом чулане и покорно ждёт воли герцога. Но нет!.. Надо выбираться!!!

Жан осмотрелся более внимательно, и тут же судьба улыбнулась ему. У дальней стены стояло что-то похожее на разбитый чан. Сделав неимоверное усилие, Жан встал и маленькими прыжками добрался до него. Глаза его не обманули. Отбитый край оказался достаточно острым, чтобы с его помощью можно было бы попытаться перерезать верёвки, связывающие руки за спиной. Преодолевая сопротивление измученного тела, Жан опустился на пол спиной к чану и, немыслимо изогнувшись, поднёс руки к острому краю чана. Цель достигнута, и работа закипела.

Вдруг за дверью раздался кашель. Он не приближался и не удалялся, возник как-то сразу, неожиданно, и Жан понял – его стерегут. Что ж, тем лучше. С каждой секундой надежда крепла всё больше, но неудобство позы быстро истощало силы. Если бы через миг верёвки не поддались, Жан, как ему показалось в тот момент, сошёл бы с ума. Но он победил.

Освободившись от пут, Жан растянулся на полу: «Сейчас… минутку… Только бы хватило сил! Только бы хватило сил! Сейчас… Сейчас ты встанешь и что-нибудь сделаешь», – начал уговаривать он сам себя…

Стражник, один из слуг барона, надломленный столь однообразной работой, уже клевал носом, когда в чулане вдруг поднялся страшный грохот, обильно сдобренный стонами и причитаниями. Слуга отказывался что-либо понимать: «Этих звуков быть не должно, не место им здесь! Что там происходит? Что толку тут сидеть, если с пленником что-нибудь случится?!?» Безобразие в чулане набирало силу, и стражник решился. Он крепче вцепился в свой длинный нож, откинул запор и осторожно заглянул во внутрь.

В тот же миг всё стихло, а на любопытную макушку обрушился тяжёлый удар, и страж скрылся в чулане.

В коридоре никого не было видно, и совершенно одинаковые его концы с равной силой манили узника. Неизвестно сколько бы ещё Жан пребывал в нерешительности, ведь окна здесь были узкими, как бойницы, и затянуты непрозрачной слюдой, но откуда-то справа раздались шаги, и в следующий миг Жан уже знал, что делать. Затаив дыхание, он слился с дверным проёмом.