— Семь месяцев.

— Представляю, сколько волнений.

— Вот именно!

— На каком он корабле?

— У них четыре эсминца… Больше двухсот человек экипажа — и все живут здесь.

— Делия, у вас есть дети?

— Трое.

— А для них какая радость!

— Им не привыкать. Я их отвожу к матери. Она живет в Фолл-Ривере. Мне повезло.

— Не понимаю.

— Доктор, когда они сходят на берег, мы их встречаем и машем им. Понятно? Они целуют нас и так далее. Потом мы идем домой и ждем их. А они идут прямо на Долгий причал.

— А-а…

— Вот вам и «а-а».

Кое-что стало ясно. Улисс вернулся домой инкогнито. Никаких объятий со слезами. Они напиваются в лоск на Долгом причале. Зрелище не для детей. Встреча требует больше мужества, чем расставание. Всевышний создавал институт брака не в расчете на долгую разлуку.

— У Алисы есть дети?

— У Алисы? У Алисы с Джорджем?

— Да.

(Это характерно для таких поселений, как морская база: их жители считают, что местные обычаи и дела как раз и есть центр вселенной; тот, кто не знает их, просто глуп.)

— Пять лет женаты, а детей нет. Алиса вне себя.

— А Джордж?

— Говорит, что слава богу, — и пьет.

— Джордж когда возвращается?

— Он здесь. — Я уставился на нее. — Неделю назад вернулся. Пробыл здесь три дня. Потом поехал в Мэн помочь отцу на ферме. Им дали три недели отпуска. Он скоро вернется.

— Джорджа здесь любят?

Все, что я говорил, ее раздражало. В некоторых слоях общества вопрос «любят — не любят» — если не говорить о законченных злодеях — просто не возникает. Твои соседи, в том числе и твой муж, просто есть — как погода. Они — то, что в математике называется «дано».

— Джордж — ничего. Пьет, конечно, а кто не пьет? — Она имела в виду мужчин. Мужчинам положено пить — это мужественно. — Если Алиса пойдет с вами в кино, смотрите, чтобы она вернулась не позже часу.

— А что будет, если она вернется позже часу?

Взгляд Делии говорил, что терпение ее истощилось. Возвращаются ведь жены позже часа, когда гостят у родителей, — ну, поезд опоздал или что-нибудь еще?

— Убить не убьют, если вы об этом. Но припомнят. — О, это грозное безличное «припомнят». — По-моему, Алиса никогда не задерживалась позже одиннадцати, так что могут и не заметить. Вы задаете чересчур много вопросов.

— Я знаю — более или менее — только береговую артиллерию. А про флот ничего не знаю.

— Ну, так флот лучше всех, учтите.

— Извините, если я вас рассердил, Делия. Я не нарочно.

— Я не сержусь, — отрезала она. Потом она посмотрела мне в лицо и что-то процедила сквозь зубы — что, я не понял.

— Я вас не расслышал.

— Больше всего на свете Алиса хочет одного. Дайте ей это.

— Что?.. Что?

— Ну, ребенка, конечно.

Я опешил. Потом очень заволновался.

— Это она вам велела сказать?

— Да нет, конечно. Вы не знаете Алису.

— Алиса ходила с другими за этим в город?

Я так разгорячился, что толкнул ее коленом под столом. Мне виделись войска и парады.

— Примите свое колено! Она только на прошлой неделе решилась. В тот вечер, когда Джордж уехал в Мэн, мы с Алисой пошли в «Оперу» смотреть фильм. Она разговорилась с соседом. Картина им не понравилась, и они пошли куда-нибудь поесть. Она мне шепнула, чтобы я ее не ждала. Потом она рассказала, что у этого человека была своя лодка на причале возле яхт-клуба. Она пошла с ним, но в лодку не полезла. Говорит, когда они шли, Иисус предостерег ее, что этот человек — бутлегер, контрабандист, он ее свяжет, запустит мотор, и она надолго застрянет на Кубе. Она не пошла по трапу, а когда он стал ее тащить, закричала, стала звать береговой патруль. Он ее отпустил, и она чуть не до самого дома бежала.

— Поклянитесь, что говорите правду.

— Вы мне колено ушибли! На нас все смотрят!

— Поклянитесь!

— В чем поклясться?

— Что говорите правду.

— Клянусь богом!

— И Алиса не узнает, что мне это известно?

— Клянусь богом!

Я откинулся в изнеможении, потом снова наклонился к ней.

— Джордж будет думать, что это его ребенок?

— Он будет самым счастливым человеком на базе.

Вернулась Алиса. Она не зря прихорашивалась — в воздухе засверкали искры.

— Ну, Делия, уже поздно. Пора идти. Рады были встретиться с вами, доктор Коул. Я расскажу Джорджу.

— До свидания, девушки. Я ему напишу.

— Он огорчится, что разминулся с вами.

Каждая из этих реплик повторялась несколько раз. Я сообразил, что рукопожатия будут излишни. Оставшись один, я заказал еще пива, снова раскурил трубку и стал читать. За мой стол сели другие. Когда подошло время, я сделал, как велела Алиса, и крадучись обогнул ресторан, чтобы забрать велосипед. Алиса ждала на трамвайной остановке. Отойдя от меня и почти не повернув головы, она сказала:

— Я сяду впереди. Может, вы поедете на Вашингтон-сквер на велосипеде?

— Нет. Ночью разрешают ехать с велосипедом на задней площадке.

— В кино я не хочу. Я знаю тихий бар, там можно поговорить. Около телеграфа. Если в трамвае будут знакомые, скажу, что еду на телеграф получить перевод от матери. Вы идите за мной по Темза-стрит, но поотстав на квартал.

— Моя квартира всего в нескольких кварталах от телеграфа — может, пойдем ко мне?

— Я не говорила, что мы пойдем к вам! С чего вы взяли?

— Вы сказали, что любите собак.

— Бар называется «Якорь». Пока я буду говорить с телеграфистом, ждите меня в «Якоре» прямо возле двери. Без кавалеров туда не пускают. — Она посмотрела на меня свирепым взглядом. — Это очень опасно, но мне все равно.

— Ах, Алиса, может быть, прямо пойдем ко мне? У меня есть немного виски.

— Сказано вам! Я еще не решила.

С лязгом и скрежетом подъехал трамвай. Алиса чинно вошла и уселась на переднем сиденье. На остановке «Перекресток первой мили» в вагон вошли ее знакомые — флотский старшина с женой.

— Алиса, дорогая, куда ты?

Алиса разразилась целой повестью, полной бедствий и чудес. Ее слушали разинув рты. На Вашингтон-сквер все пассажиры вышли. Друзья всячески старались ее подбодрить. «Ничего, все будет хорошо. Спокойной ночи, дорогая. В следующий раз, когда увидимся, все нам расскажи».