Он открыл лабораторию, позвонил оттуда в лагерь и попросил, чтобы ему прислали Михала. Затем завел женщину в каморку и запер ее там, но не потому, что боялся, что она сбежит. Макс опасался, что какой-нибудь праздношатающийся эсэсовский болван, случайно проходя мимо, сделает ее жертвой своих жестоких развлечений.

Макс отправился в столовую за супом и хлебом для заключенной.

Когда он вернулся, Михал был уже в лаборатории вместе с охранником. Макс не мог сердиться на этого мальчика. Таким жестоким его сделала жизнь: он видел смерть дорогого ему друга – и даже, наверное, не одного, а многих. Но Макс решил оставить Михала у себя. Почему? Потому что у него было доброе сердце? Или потому, что ему необходимо было верить и не терять надежду на прощение в этом мире?

Жестокость и насилие все время окружали этого ребенка, и было просто неизбежно, что они коснутся его тем или иным образом: невозможно остаться сухим, стоя под дождем. Поэтому Макс испытывал по отношению к Михалу не злость, а нечто другое – болезненное, тоскливое разочарование.

– А вот и ваш бойфренд, – пробормотал охранник.

– Что?

– Ваш заключенный, сэр.

Макс покраснел. Никому не нравится быть аутсайдером, и на какой-то миг у него помутилось сознание и он даже пожалел, что вопрос с его членством в СС затягивается: уж тогда бы он погонял этого умника по двору замка, до тех пор пока у того ноги не сотрутся до щиколоток. Но хотел ли Макс на самом деле стать частью этой грязной своры? С другой стороны, сможет ли он от этого отказаться?

Макс хотел было что-то ответить охраннику, но не смог. Предыдущий охранник был прав: он, доктор Фоллер, зарабатывает себе репутацию. Решено – он присоединится к СС. Тогда, по крайней мере, благодаря своему положению можно будет хоть как-то влиять на ход событий. Возможно, он даже получит должность в Аненербе. Здесь Хауссман ему не конкурент. В голове у Макса промелькнула идея, какими именно медицинскими исследованиями для Рейха он займется, чтобы закрыть свою текущую тему.

Не обращая больше внимания на охранника, доктор Фоллер сказал Михалу:

– У меня для тебя сюрприз.

И открыл дверь лаборатории.

– Это твоя бабушка.

Старушка смотрела на Михала, а он – на нее. Никаких признаков узнавания на их лицах заметно не было.

– Это твоя бабушка? – спросил Макс.

– А сигаретку? – Михал выразительно втянул губами воздух, делая вид, как будто курит, и улыбнулся Максу. Это была широкая, жалобная улыбка ребенка с какой-нибудь сентиментальной картины.

Макс покачал головой. То, что СС снова допустит ошибку, было неизбежно. Тем не менее это было основательным поводом для того, чтобы отменить эксперимент. Теперь ему не придется никого убивать, так что эту оплошность эсэсовцев можно считать счастливой. Но окружавшая его некомпетентность раздражала, а чувство облегчения смешивалось со злостью, из-за того что ему пришлось столько переживать и нервничать.

– Возвращайся в лагерь, – приказал Макс Михалу.

Мальчик удивленно посмотрел на него.

– Сигарету? – спросил Михал. И снова улыбнулся.

Макса уже тошнило от этих постоянных выпрашиваний. Ему захотелось, чтобы Михал исчез с глаз. В своих фантазиях Макс рисовал мальчика своим сторонником, человеком, который поможет ему придумать, как спасти эту пожилую даму, а не алчным маленьким хапугой.

– Ступай! – Макс показал на дверь.

– Сигарету!

Макс поймал себя на том, что уже второй раз за пять минут спускает кого-то с лестницы.

Старушка смотрела на него с тревогой. Макс не хотел ее пугать, но также не хотел торчать в коридоре и поэтому шагнул в свою крошечную лабораторию и закрыл за собой дверь. И едва не выпрыгнул из штанов от неожиданности. Потому что эта женщина с ним заговорила, причем по-немецки. Максу сказали, что она полька, и она не походила на человека, который посещал школу, где преподают иностранные языки.

– Почему я здесь? – спросила женщина.

Макс почувствовал, что ему на глаза навернулись слезы, и смахнул их рукавом. В поисках опоры он прислонился к стене и на всякий случай еще и схватился рукой за подголовник смирительного кресла.

– Вы говорите на немецком? – прошептал он.

Женщина подалась вперед. Она заметила слезы в его глазах и была озадачена.

– Мы много путешествовали по Германии, пока к власти не пришли нацисты.

Макс понимающе кивнул. Значит, она все-таки цыганка.

– Почему я здесь? – Ее голос глухо шелестел, будто пересыпающийся песок.

– Мы думали, что этот мальчик – ваш внук.

Женщина, похоже, удивилась:

– Так вы занимаетесь воссоединением семей?

– Нет, тут кое-что другое.

– Вы чем-то озабочены.

Она говорила с таким видом, словно в любой момент ее жизнь могла угаснуть. При этом женщина еще больше подалась вперед и взяла Макса за руку.

– Извините, я не хочу, чтобы мне предсказывали судьбу. Я уже достаточно этого наслушался.

– Мне незачем предсказывать вашу судьбу, чтобы понять, в чем у вас проблема. Вы – хороший человек, попавший в трудную ситуацию. У вас есть жена…

– Откуда вы знаете? – спросил изумленный Макс.

Неужели перед ним ясновидящая?

– У вас на пальце обручальное кольцо.

– А… ну да.

– С последствиями бороться проще, когда ты один.

– Это верно, – согласился Макс. – Все может обернуться для нас очень плохо, если я им не угожу.

– А как вы можете им угодить?

– Я должен продемонстрировать какое-нибудь сверхъестественное явление.

– Что?

– Магию, – пояснил Макс. – Я должен показать им магию.

– Что, здесь? С помощью вот этого? – удивленно спросила цыганка и постучала тыльной стороной ладони по креслу. – С этой штукой никакой магии не показать.

– Да, вы правы, – вздохнул Макс. – Но я должен хотя бы попробовать.

– С этими способностями нужно родиться, – уточнила женщина.

– А у вас они есть?

На секунду у Макса мелькнула безумная мысль. Это может быть выходом! Разве все цыгане не колдуны? Может быть, ему удастся уговорить эту женщину показать какой-нибудь фокус.

– Нет, – ответила она.

Надежда тут же угасла. Однако эта старушка не была бабушкой Михала, это было очевидно. И следует сразу же отослать ее обратно. Но куда? На главную базу, в концентрационный лагерь Заксенхаузен. А Герти, возможно, купит ее пальто, если у цыганки когда-либо имелось таковое.

Макс подумал, что эта женщина в любом случае не жилец. Но это не означало, что убить ее должен именно он. Макс уже поднял трубку, чтобы заказать грузовик, который отвезет ее обратно. Мол, женщина не та, и все, точка, конец истории. С другой стороны, Максу было понятно, что единственное место, где эта цыганка была в безопасности – пусть даже на текущий момент, – это его маленькая лаборатория. Здесь у нее был суп, хлеб и вода. А в машине по дороге обратно не станет ли она объектом издевательств? Приказав вернуть эту женщину в концлагерь, он может тем самым убить ее, подписать ей смертный приговор. Эта цыганка уже попала под шестеренки смертоносной машины, и теперь, по сути, не имело значения, какой именно из зубцов ее убьет.