Обо всех этих подвигах Бурда сразу докладывал в Москву. Борис прекрасно понимал, что времени на выполнение главной задачи у него остаётся не так уж много.

Но добыть «Сейбр» оказалось очень непросто. Американцы, надо было отдать им должное, воевали умело. Расположенные на авианосцах «Мидуэй» и «Форрестол» мощные станции РЛС очень точно наводили их самолёты. Как правило, очередное рандеву с «Сейбрами» начиналось с того, что нефёдовцы вдруг обнаруживали их у себя на хвосте или пикирующими со стороны солнца.

О внезапности приходилось только мечтать! В девяти случаях из десяти, прежде чем получить возможность атаковать самим, «штрафникам» требовалось выдержать несколько яростных атак противника. Благодаря своим противоперегрузочным костюмам американцы уверенно чувствовали себя на самых крутых виражах и поэтому старались затянуть «Иванов» в бой на горизонтали в расчёте, что кто-нибудь из пилотов «МиГов» не сдюжит катания на «русских горках».

На первых порах Борис пытался исповедовать тактику открытого силового боя. Со своими ребятами он врывался в самую гущу боя, пытаясь по ходу дела найти в американской группе самое слабое звено, чтобы попробовать «отжать» его от остальных. Но ничего путного из этого обычно не выходило. Заокеанские пилоты, с которыми нефёдовцам пришлось иметь дело, все были настоящими профессионалами, умели работать в команде и своих на съедение не отдавали. В прямолинейном бою с ними ловить было нечего.

Тогда Борис придумал тактику, которую назвал «Чикагский экспресс». Суть её была такова: маленькая стая «штрафников» барражировала на предельной высоте поблизости от линии фронта. До поры «охотники» старались не привлекать к себе внимание противника, прячась между облаками или в лучах солнца и не ввязываясь в собачьи свалки с противником. Неплохо зная английский язык, Нефёдов настраивал бортовую радиостанцию на частоты, которые использовал противник, и слушал переговоры американских лётчиков. Защищённых каналов связи у американцев ещё не было. Поэтому можно было спокойно перехватывать ценную информацию, используя её для того, чтобы спланировать атаку. А обладающий феноменальным зрением и особым даром интуитивного предвидения Батур великолепно справлялся с обязанностями главного дозорного и вперёдсмотрящего группы, тем более что с высоты на фоне облаков панорама идущих внизу воздушных сражений просматривалась великолепно. Оставалось только поймать удобный момент для скачка «на подножку уходящего поезда».

Когда у какой-нибудь группы «Сейбров» заканчивалось топливо, и она поворачивала к своим базам или появлялся караван возвращающихся с бомбёжки «крепостей», идущих как обычно в сопровождении истребительного эскорта, нефёдовцы старались незаметно пристроиться противнику в хвост.

Они словно безбилетники, пытались по нахалке запрыгнуть на заднюю подножку трамвая, пока контролёр проверяет билеты у пассажиров. Несколько раз из такой затеи почти выходил прок, но каждый раз какая-нибудь досадная случайность, вроде истории с решившими самостоятельно поохотится Красавчиком и «Сынком», срывала всё дело.

Вечером, когда заканчивалась боевая работа, китайцы из особого подразделения обеспечения везли лётчиков на отдых — каждый раз в новое место. Выло известно, что американские бомбардировщики и диверсанты специально охотятся за советскими офицерами.

Но, несмотря на все сложности, гостеприимные хозяева умели устроить отдых русских лётчиков с большим комфортом. Для этого под временную гостиницу они приспосабливали то великолепный дворец японского губернатора, то реквизированный народной властью особняк какого-нибудь высокопоставленного императорского чиновника, то бывший санаторий японских лётчиков с мраморными ваннами и фруктовыми садами.

Кормили русских пилотов также прекрасно: обязательно на ужин несколько мясных блюд, на выбор различные морепродукты, разные фрукты и овощи, на каждом столе в вазочке несколько сортов швейцарского и французского шоколада. Борису было даже неловко пиршествовать, словно он мандарин какой, зная о том, что тысячи жителей этой страны, особенно в деревнях, пухнут с голоду.

На лицах специально отобранных миловидных официанток в светло-голубых платьях всегда светились приветливые улыбки.

Охочие до женского пола лётчики, конечно, сразу принялись посредством мимики и жеста флиртовать с хорошенькими официанточками, впрочем, без далеко идущих планов. Как тут объяснишься понравившейся подавальщице в любви, когда ни ты её, ни она тебя толком не понимают. Но вскоре проблема решилась сама собой. Как-то китайский «гид», который каждый вечер встречал вымотанных за день лётчиков у служебного автобуса, сообщил им на ломаном русском: «Если товарища пожелают спать не один, красивый барышень из столовой возражать не будет». В ответ на вопросительные взгляды он продолжал радостно щебетать: «Для советский лётщик это совершенно бесплатный».

Оказалось, для того чтобы провести ночь с местной девушкой, не требуется назначать её свидание и тратить время (которого у лётчиков просто не было) на ухаживания, достаточно незаметно вручить ей специальный билетик, который она через некоторое время возвращала, но с уже указанным на нём номером комнаты и временем рандеву. Советского человека подобный «сервис» мог шокировать. Однако с точки зрения местных никакого грязного сводничества и разврата в происходящем не было. Просто хозяева заботились о том, чтобы воины союзнической армии поскорее восстановили истощённые силы. А на Востоке и в Азии традиционно всегда понимали, что хороший секс способен творить с мужским организмом чудеса, помогая ему легче переносить тяжёлые стрессы.

Оказалось также, что прошедшие тщательный отбор девушки сами счастливы отдаться постояльцам особой гостиницы. За такую важную для государства «работу» им дополнительно доплачивали и поощряли по комсомольской линии.

В гораздо более спартанских условиях приходилось жить представителям технического состава. Пока лётчики отдыхали и наслаждались прелестями местных красоток, механики и инженеры ремонтировали самолёты, готовя их к утренним вылетам. Ночевали они тут же на аэродроме в палатках или в землянках.

Впрочем, даже сержанты и солдаты были вполне довольны службой. Здесь их кормили гораздо лучше, чем на родине, и денежное довольствие им шло повышенное.

Да и атмосфера в особой авиаэскадрилье создалась удивительно тёплая — товарищеская. Призванные на службу отставные лётчики относились к своим механикам без общепринятого офицерского снобизма. В тех же частях, откуда сержанты и рядовые убыли в командировку, порядки царили совсем другие. Нынешняя Советская армия уже мало напоминала ту прежнюю довоенную Рабоче-крестьянскую, где командиры и солдаты вне службы чувствовали себя на равных. Возвращение в 1943 году погон явилось началом реакции. С того времени офицеров и солдат, как в прежней царской армии, снова стала разделять социальная пропасть. Новые «Ваши Благородия» получали от государства сытные пайки, высокие оклады, качественную, красивую форму, даже могли заводить денщиков, совсем как господа поручики и штабс-капитаны. Солдаты же «закрепощались» суровыми уставами, и, помимо выполнения основных служебных обязанностей, должны были обслуживать своих офицеров…