Честно говоря, я надеялась, что стены родного дома подействуют успокаивающе, но эффект получился совершенно противоположным: у меня словно выбили почву из-под ног, и я внезапно поняла, что теперь я везде лишняя.

Легкий ужин состоял из ростбифа, картофеля, йоркширского пудинга и бисквитов — одним словом, из всего того, что мама успела, по ее словам, собрать на скорую руку в преддверии завтрашнего праздничного ужина. Индюшку папа спрятал в сарай, поскольку в холодильник она не влезала, и теперь каждые полчаса ходил проверять, не стащил ли ее соседский кот Гудини. Мама специально для нас подготовила краткий обзор различных напастей, обрушившихся на наших соседей.

— Ну конечно, это было еще до опоясывающего лишая у Эндрю. Он показал свой живот — меня чуть не стошнило. И я сказала Димпне, что ей нужно до самых родов держать ноги кверху. Нет, я серьезно, ее варикозные вены напоминают автомобильный атлас Чилтерн-Хилс. Кстати, я говорила, что отец миссис Кемп умер? В свое время он напрасно отсидел четыре года за вооруженное ограбление, так как в результате по образцам волос удалось выяснить, что это сделал парень из почтового отделения, — тараторила мама.

Но когда она ушла мыть посуду, папа наклонился ко мне и спросил:

— Ты заметила, как она нервничает?

— Нервничает?! И с чего вдруг?

— Из-за тебя. Из-за твоих успехов. У нее даже возникли некоторые опасения, что ты не захочешь к нам приезжать. Типа проведешь Рождество со своим парнем и укатишь обратно в Нью-Йорк.

— И откуда такая бредовая идея?

Папа пожал плечами:

— Ну, я не знаю. Она считает, ты теперь, возможно, нас переросла. Я сказал ей, чтобы перестала глупить. Дорогая, только не пойми превратно. Она чертовски гордится тобой! Она распечатывает все твои фото, вставляет их в альбом, а потом напрягает всем этим соседей. Честно говоря, она и меня порядком напрягает, а ведь я тебе не чужой человек. — Папа с широкой ухмылкой стиснул мою руку.

И мне вдруг стало стыдно. Ведь я действительно собиралась провести Рождество у Сэма, как обычно скинув на маму все предрождественские хлопоты и заботы о семье.

Оставив Трину и Тома с дедушкой, я отнесла оставшиеся грязные тарелки на кухню, и некоторое время мы с мамой мыли посуду в приятной тишине. К сожалению, маму хватило очень ненадолго.

— У тебя и правда усталый вид, дорогая. Сказывается разница во времени, да?

— Есть немного.

— Ладно, возвращайся за стол. Я отлично сама управлюсь.

— Нет, мама, — через силу улыбнулась я. — Ведь я уже тысячу лет тебя не видела. Почему бы тебе не рассказать, как вы тут без меня живете? Как там твои вечерние курсы? И что говорит доктор о здоровье дедушки?

Вечер шел своим чередом, в углу уютно бормотал телевизор, температура в комнате медленно, но верно повышалась, и мы все, уже практически в полукоматозном состоянии, бережно держались за животы, словно на последних месяцах беременности, впрочем, как всегда после маминых так называемых легких ужинов. Когда я подумала, что завтра предстоит повторение пройденного, мой желудок протестующе заурчал. Затем, оставив дедулю дремать в кресле, мы отправились на полночную мессу. Я сидела в церкви в окружении знакомых мне с детства людей, они улыбались мне, дружески пихая в бок, а я пела хоралы, которые помнила, или просто шевелила губами, если забыла слова, и старалась не думать о том, где сейчас Сэм, как делала это примерно 118 раз на дню. Время от времени я ловила едва заметную ободряющую улыбку Трины и улыбалась в ответ, словно желая сказать: «У меня все отлично, все хорошо», хотя у меня все было плохо, ну и вообще ничего хорошего не было. А когда мы вернулись домой, я поспешила уединиться в своей каморке. Конечно, дома и стены помогали, да эмоциональное перенапряжение последних трех дней не могло не сказаться, но впервые после возвращения в Англию я спала как убитая.

Я слышала сквозь сон, как Том разбудил Трину в пять часов, слышала звук шлепков, а еще папины истошные вопли: сейчас еще только чертова полночь, и если Том не ляжет обратно в кровать, то он, папа, скажет чертову Санта-Клаусу, чтобы пришел и забрал свои чертовы подарки! В следующий раз я проснулась, когда мама, поставив на мой прикроватный столик кружку чая, сообщила, что если я наконец оденусь, то можно будет начать открывать подарки. Сейчас уже четверть двенадцатого.

Я взяла со столика маленькие часики, прищурилась, недоверчиво потрясла их.

— Тебе необходимо было выспаться. — Мама погладила меня по голове и ушла проверить, как там мои родственники.

Буквально через двадцать минут я спустилась вниз. На мне был купленный в «Мейсис» потешный свитер с оленем со светящимся носом, который, как я знала, наверняка понравится Тому. Мои родственники, уже полностью одетые, сидели за завтраком. Я поцеловала их всех по очереди, пожелала счастливого Рождества, включила, а потом выключила светящийся олений нос, раздала привезенные подарки, старясь не думать о мужчине, которому предназначались кашемировый джемпер и невероятно мягкая фланелевая клетчатая рубашка, валявшиеся теперь без дела на дне моего чемодана.

«Сегодня я не стану о нем думать, — твердо сказала я себе. — И не позволю унынию испортить бесценные часы, проведенные с семьей».

Родственники встретили мои подарки с энтузиазмом, особую ценность им придавало то, что они прибыли из Нью-Йорка, хотя точно такие же вещи наверняка можно было без проблем купить через интернет-магазин «Аргос».

— Прямо из Нью-Йорка! — восхищенно ахала мама при виде каждой мелочи, замолчав лишь, когда Трина выразительно закатила глаза, а Том начал ее передразнивать.

Естественно, в глазах Тома самым ценным подарком оказался самый дешевый: пластиковый снежный шар, купленный в сувенирном киоске на Таймс-сквер, который уже до конца недели наверняка упокоится с миром в нижнем ящике комода Тома.

Я в свою очередь получила:

носки от дедули (с девяностопроцентной вероятностью их купила мама);

набор мыла от папы (то же);

серебряную рамочку с уже вставленной фотографией нашей семьи (мама: «Чтобы ты могла всегда и везде брать ее с собой», папа: «А на хрена ей это нужно? Она уехала в свой чертов Нью-Йорк, чтобы быть подальше от всех нас!»);

машинку для удаления волос из ноздрей от Трины («И нечего на меня так смотреть. Ты уже приближаешься к критическому возрасту»);

рисунок рождественской елки со стишком от Тома. После допроса с пристрастием оказалось, что это не собственноручное творение Тома («Наша учительница говорит, что мы все равно не можем правильно приклеить елочные украшения, поэтому она все сделала сама, а мы просто написали свои имена»).

А еще я получила подарок от Лили, который она закинула к нам домой накануне их отъезда с миссис Трейнор на горнолыжный курорт («Лу, Лили хорошо выглядит. Хотя, судя по тому, что я слышала, она совсем загоняла миссис Трейнор»). Лили подарила мне винтажное кольцо — огромный зеленый камень в серебряной оправе, — идеально севшее на мизинец. Я послала ей похожие на наручники серебряные сережки, которые, как заверила меня продавщица из ультрамодного магазина в Сохо, были именно тем, что нужно для девочки-подростка. Особенно для тех, кто имеет определенную склонность делать пирсинг в самых неожиданных местах.