– Фалко, – окликнула правителя Фиденты Кама, когда он уже подошел к лестнице, чтобы спуститься к своей охране. – Зачем ты стал сражаться с плененным нами гахом? Правда, что ты обещал ему волю?

– Понимаешь, – Фалко остановился, – Фидента наполнена беженцами из Араманы, Раппу и Бабу. Гахи, особенно пожирающие людей, это ужас в их глазах. Надо было его развеять. Я дал этому гаху отдохнуть, накормил его и через твоего великана Орса передал ему, что даю слово короля или принца, как ему угодно, что отпущу его, если он меня убьет. Точнее, заставил при нем поклясться в этом свою мать. Хотя должен заметить, что отпустить я его обещал после войны. Его это устроило.

– Как ты сумел уговорить мать? – удивилась Кама.

– Она из Валоров, а они всегда выше всего ставят храбрость, – пожал плечами Фалко. – Кстати, я тоже наполовину Валор. Так или иначе, гах согласился. Я взял только меч, без доспехов и ножей, хотя зубы и когти у меня не сравнятся с зубами и когтями гаха. Он выбрал короткое копье. Мы вышли во двор замка и сразились в присутствии нескольких тысяч человек на его стенах. Я его убил через минуту. Он не был слишком уж умелым, но вот что я тебе скажу, Кама: он не человек, и движется не как человек, я, конечно, не Фелис Адорири и не знаменитый фехтовальщик, но я сумел понять – с ними тяжело сражаться. К счастью, мне повезло, и теперь вся Фидента знает, гахи – убиваемы. Но если бы я ночью наткнулся на отряд из десяти гахов, как твоя Ви, я бы сейчас с тобой не говорил. Хотя Фелис не был удивлен. Он всегда отмечал умение этой девчонки.

– Она была не одна, – заметила Кама.

– Конечно, – развел руками Фалко, – однако этого неплохого воина она скрутила живым. Удачи тебе, принцесса!

– Удачи, – прошептала Кама и отправилась в южную башенку крепости, в которой устроила себе что-то вроде наспех собранного гнезда.

Теперь ей оставалось только лечь и ждать, вспоминая то, что произошло за последние дни. Касасам, который вдруг оказался удивительным лазутчиком и ползал по горам в белом балахоне, заявил, что гахов вокруг Лаписа – больше нет. Предположил, что давние предсказания морозов, когда горы станут неприступны для гахов, насторожили их. Лапис для них может обратиться в ловушку, из которой нет выхода. Да и все, кто ушел от гахов, вся добыча и свежее «мясо», все скопилось на равнине Фиденты. Но через реку они не полезут, тем более что дозоры Фиденты не оставляли без присмотра ни одной лиги берега. Гахов так и не обнаружилось в окрестностях Утиса, зато на восточной окраине Фиденты, в горах, где изредка кое-где торчали сторожевые башни и небольшие замки, там следы гахов Касасам нашел. Нашел и явился к Каме с тайным разговором. А уже на следующий день перед ней стоял Иктус.

– Касасам посоветовал обратиться к тебе, – сразу начала она разговор. – Сказал, что ты не предашь.

– Клясться не буду, – сухо ответил воевода. – Хорошее же у нас войско, если ты уверена в верности одного воеводы.

– Я твоих воинов за причинное место не держала, – так же сухо ответила Кама. – И по именам их не знаю. Их только в твоей дружине – двадцать тысяч. А всего их пятьдесят. Но у тебя нет пришлых. Все они из Даккиты. Все знают друг друга много лет. Мне нужна тысяча воинов, которые будут готовы пойти на смерть.

– Надеюсь, не на эшафот посылаешь? – прищурился Иктус.

– Нет, казни не будет, – ответила Кама. – Но умереть, скорее всего, придется. Пусть и с мечом в руке. Но главное, пока не отберешь этих воинов, будешь знать ты один.

– Рассказывай, – предложил Иктус.

Он выслушал Каму молча, кивнул и так же молча ушел. А уже на следующее утро сказал ей, что нашел полторы тысячи человек и готов поручиться за каждого. Хотя и не все из этих полутора тысяч из его дружины. Потом добавил, что в его отсутствие дружину под руку возьмет Ремордет. Воин не слишком великий, но с головой у него все в порядке, а с сердцем еще лучше.

– У него пять тысяч, а у тебя двадцать, – напомнила Кама. – И кто тебе сказал, что ты должен идти на смерть?

– Я сам себе сказал, – ответил Иктус. – И тебе могу повторить. А как ты хотела, чтобы я посылал кого-то на смерть, а сам желал ему удачи? Я не король, принцесса. И воевода я капризом судьбы. А у Ремордета тоже уже не пять тысяч. Двести человек пойдут от него. Триста от Канема. Проверенные воины. Обо всех переговорил еще и с Касасамом. Он ведь знает, в чем дело?

– Знает, – кивнула Кама.

– И тысяча моих. И вот еще, – Иктус помедлил, – я, конечно, не колдун и не лазутчик, но обрати внимание на двух человек.

– На двух из пятидесяти тысяч? – удивилась Кама.

– На двух из трехсот тысяч, – поправил ее Иктус. – Из всех жителей. Мы же тут смотрим вокруг себя. Не то что бросаемся на каждый шорох, но вот те же лучники тетивы с луков не снимают, сэнмурвов высматривают, амулеты на каждом, да не по одному. Сберегаемся.

– И насберегались на двоих неугодных? – прищурилась Кама.

– А я не доносы пришел выписывать, – ответил Иктус. – Я пришел доложить, что ухожу на предписанную мне и моим воинам смерть и еще – чтобы сохранить твою жизнь, принцесса. И если я ошибусь, то порадуюсь своей ошибке, зато, если не ошибусь, надеюсь не огорчиться тому, что промолчал.

– Кто? – спросила Кама.

– Один из моих, – ответил Иктус. – Я знал его не слишком хорошо, многие знали его долго. Кто-то лет десять. Он пришел в Кагал за два года до нашего исхода. До того был караульным в Абуллу. Это точно. Еще раньше – родился и жил в Бабе. И там его вроде бы помнят, но уже не так точно. Мало у нас людей из Баба. Очень мало. И смертность среди них есть. Двоих придавило лавиной. На одного упало дерево. Давно уж, но было такое. Его зовут Стант. Он руф. Хороший воин. Очень хороший.

– Что тебя смутило? – спросила Кама.

– Фехтование, – ответил Иктус. – Я всех проверяю. Он старше меня на десять лет. Но и его я проверял тоже. Язык может говорить разное. Глаза тоже. Да и не женщина я, чтобы в глазах читать. А вот тело… Он был единственным, кто сражался со мной вполсилы.

– Касасам говорил, что ты и сам сражаешься со всеми в половину силы, – улыбнулась Кама.

– Да, – согласился Иктус. – Но тот, кто меряет свою силу, знает ей цену. Не уверен, что он смог бы победить меня, выложившись полностью, но что-то скрытое в его умении есть. И еще одно. Он не так ставит ноги, как я. Воротит носок наружу. Чуть-чуть, но я заметил.

– И это все? – удивилась Кама.

– Этого достаточно, – сказал Иктус.

– Второй? – нахмурилась Кама.

– Второй более опасен, – отметил Иктус. – Это Винум.

– Винум? – удивилась Кама. – Синий от татуировок? Пьянчуга Винум? Он же сын прежнего старшины стражи. Лет как пятнадцать умер старик. Уже и его сменщик погиб. Винума каждая собака в Лаписе знает. Ему, кажется, лет тридцать пять. Был прожженным пьянчугой последние десять лет. Но взялся за ум, с прошлой весны, как сказал Дивинус, не был пьяным ни разу. И татуировки его – заговоры от пьянства. Я видела на руках. Неумелые, вряд ли действенные, но результат есть. Что еще надо? Он обычный мечник, не более того.