Во время массовой рабоче-солдатской демонстрации 18 июня, инициированной членами Исполкома Петросовета с целью «знаменовать собой единство демократии и ее силу перед лицом общего врага», анархисты организовали марш на тюрьму «Кресты». Как вспоминал позднее один из участников событий, анархист Василий Иванович Киселев, перед митингом рабочих и солдат на Марсовом поле известная анархистка Мария Григорьевна Никифорова организовала на даче Дурново отряд из 60–70 рабочих Выборгского района. Придя на Марсово поле со своими бойцами, она выступила с речью перед митингующими, в которой «призывала бросить чуждых людей, указывая на Временное правительство, – главным образом бесполезность его существования». Затем она «обратилась к стоявшему здесь отряду анархистов, а также с предложением ко всей толпе освободить из „Крестов“ заключенных, томящихся товарищей».

Отряд двинулся по направлению к тюрьме. По дороге к нему присоединилась толпа солдат, матросов и рабочих. Как свидетельствовал помощник комиссара 1-го Выборгского района Н.П. Чернов, под черными флагами шли более тысячи чел. В безоружной толпе демонстрантов было заметно «вооруженное ядро – вроде отряда, из рабочих и солдат с винтовками и револьверами». К анархистам примкнули и бойцы Красной гвардии, также двинувшиеся к «Крестам».

Вопреки тому, что пишут некоторые исследователи темы, следуя за Сухановым, никакого «разгрома» тюрьмы не последовало. Комиссар Чернов, участвовавший в тех событиях, дает совершенно иную картину в своих показаниях по делу о разоружении анархистов на даче Дурново. По его словам, подойдя к зданию тюрьмы, демонстранты стали требовать, чтобы к ним вышел ее начальник, А.А. Жигадло. Тот незамедлительно выполнил требование. Чернов сопровождал его на переговорах. От Жигадло потребовали освободить редактора газеты «Окопная правда» большевика Ф.П. Хаустова и еще нескольких политзаключенных. В ответ на возражения начальника, заявившего, что он не может удовлетворить эти претензии, из толпы раздались угрозы освободить всех заключенных. «Вооруженные в толпе в это время махали винтовками, некоторые держали в руке наготове револьверы. Чувствовалось, что категорическое повторение отказа вызовет штурм тюрьмы и разгром ее вооруженными и сопровождавшей их тысячной толпой. Волновались в ней все, из задних рядов напирали на передние, с криками», – свидетельствует Чернов.

Жигадло пригласил анархистов на переговоры. Воспользовавшись этим предложением, вслед за ним и Черновым в тюрьму вошли 6–7 чел. с оружием в руках. Тут же был взят под контроль кабинет начальника: «Из этих людей было два солдата с винтовками, которые сразу стали: один – у дверей комнаты, а второй – у телефона; у этого второго солдата я, кроме винтовки, видел еще револьвер и шашку». В этой ситуации Жигадло не решился продолжать спор и был вынужден отпустить 7 чел. Причем четверо из них были освобождены по требованию Хаустова, который в ответ на возражения Жигадло обратился к демонстрантам. После освобождения группы заключенных демонстрация ушла от здания тюрьмы.

В ответ на эту акцию Переверзев отдал приказ о выселении анархистов с дачи Дурново. Однако же, как вспоминал позднее Половцов, в ряде воинских частей чувствовалось недовольство солдат предстоящим участием в карательной операции. Так, командир 1-го пехотного полка отказался выполнять приказ, «говоря, что его солдаты ни за что не пойдут против товарищей анархистов». Эту воинская часть, как и лейб-гвардии Гренадерский полк, Половцов рассматривал как анархически настроенную. Чтобы уговорить к выступлению 2-ю роту лейб-вардии Преображенского полка, генералу пришлось лично прийти в казарму и внезапно «огорошить» разбуженных солдат речью о победах на фронте и необходимостью выполнения воинского долга по примеру фронтовиков. Он заявил, что на дачу Дурново уже идут остальные роты преображенцев, казачьи части и бронеавтомобили. К отряду Половцова примкнули еще 2 роты. Нежелание солдат идти против анархистов подтверждает и генерал-квартирмейстер Петроградского военного округа Б.В. Никитин: «чтобы собрать самый отряд, Половцов пускает в ход всю свою изобретательность. Даже лучшим частям, как 1-му Донскому полку, командам преображенцев и семеновцев из отборных людей, он предложил каждой в отдельности явиться условно на сборный пункт – к Литейному мосту к 4 часам утра и там уже, а не в казармах, убедиться, что выступают они не одни, а вместе с другими и, главное, с разрешения Совета».

19 июня в три часа ночи сотня казаков, сводный батальон гвардейской пехоты и бронеавтомобиль, возглавляемые прокурором Петроградской судебной палаты Н.С. Каринским и Половцовым, начали операцию. Весьма интересным документом, описывающим события на даче Дурново являются показания бойца Конного туземного полка Кавказской туземной дивизии Я.Б. Якулова, участвовавшего во взятии дачи Дурново. Приводим обширные выдержки из этого документа. Как вспоминает Якулов, войска окружили дачу и беспрепятственно вошли в ее двор. Каринский направил в здание комиссара Чернова, передав осажденным предложение «выдать уголовных и освобожденных арестантов». Анархисты заявили, что в здании находится лишь один из них – Гусев, уголовников же там нет. Переверзев выразил согласие ограничиться выдачей Гусева, обещая в этом случае отвести войска. После отказа анархистов выполнить требования и заявления о готовности к сопротивлению солдаты, взломав окна и двери, вошли на дачу. Но, как вспоминают Никитин и Половцов, бойцы не желали начинать операцию, и первыми, взломав одно из окон, в дом вошли трое офицеров (среди них – сам Никитин) и некий доброволец из числа студентов. Затем П. Половцов буквально уговорил солдат войти в здание, прибегая к дезинформации относительно действий рот, находившихся с другой его стороны.

Прежде чем сдать оружие и выйти на улицу, анархисты оказали небольшое сопротивление. Как свидетельствует Якулов: «Солдаты говорили, что в них бросали несколько раз бомбы, которые, к счастью, не разрывались. По словам солдат, анархисты не умели обращаться с бомбами и потому не выдергивали фитиля. […] Я видел, как пронесли мимо меня труп, причем солдаты, в том числе солдат 4 роты Преображенского полка Григорий Гучан, сказали мне, что на их глазах застрелился этот анархист». В итоге были задержаны трое арестантов, освобожденных ранее из «Крестов», и несколько лиц, подозреваемых в принадлежности к уголовному миру. При этом непонятно, на каком основании были сделаны выводы относительно того, что эти люди были уголовными преступниками. Арестованные были отправлены в тюрьму, а дачу взял под охрану военный караул.

Возможно, анархисты бросали гранаты, намеренно не вырывая запал. Иными словами – они стремились напугать солдат, избегая кровопролития. Иначе трудно объяснить, почему все они как один не выполнили такое простое действие. А ведь среди них были матросы и солдаты, знавшие, как обращаться с гранатами. Им действительно на время удалось распугать осаждавших, что подтверждает и Никитин. Как только полетели гранаты, «солдаты, забравшиеся было в дом, опрометью бросаются назад, высыпаются из окна, в которое мы пролезли, бегут через двор на набережную». Это объяснение становится вполне логичным, если мы обратим внимание на контекст того времени. Солдат анархисты воспринимали как своих потенциальных сторонников. Еще свежи были в памяти события февральского восстания, когда подавляющее большинство воинских частей без сопротивления перешли на сторону восставших. В случае пролития крови однополчан анархисты превращались во врагов, на которых солдаты обрушили бы свою злобу. К тому же речь шла о подготовке выступления против Временного правительства. Рисковать было бессмысленно.