Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернее, хоббит Фолко Брендибэк очень не хотел на это отвечать.
Он отвернулся от друзей, ссутулился, садясь спиной к солнцу. Закрыл глаза и постарался как можно ярче представить себе древний Мордор во всей его злой силе; высоченные острые башни и переплетения парапетов Барад-Дура; дорогу, поднятую на арках от его врат к чреву пещеры, к зияющему чёрному провалу в боку Роковой Горы.
Он не хотел думать о том, что случится сейчас.
Харад, лагерь рабов, тридцать лиг юго-восточнее Хриссаады, 4 августа 1732 года
Не так-то просто спрятать нового раба, если все вокруг – в цепях, а новичок нет, да к тому же это единственная золотоволосая девушка во всем громадном невольничьем караване.
– Роханка! – взвизгнула какая-то молодая пленница – из племени хеггов, судя по вытянутому лицу, заострённому подбородку и чуть раскосым глазам.
– Роханка! – подхватили сразу несколько голосов.
По рядам отряда Серого прокатился глухой ропот, вокруг Эовин мигом возникла пустота. Женщины яростно шипели; мужчины косились ненавидяще.
Девушка затравленно огляделась.
Послушавшись Серого – как, знала она теперь, звали спасшего её невольника, – Эовин словно попала в бурный, изобилующий водоворотами поток. Этот человек источал неведомую, чужую, злую силу, могущественную и безжалостную, подавляющую волю и заставляющую выполнять его приказы.
Зачем она бросилась к нему? Может, её бы и так не нашли, может, погоня промчалась бы мимо? Может, она сумела бы ускользнуть от преследователей, отыскать мастера Холбутлу и гномов… А теперь уже поздно, она в самой середине невольничьего каравана, среди толпы вчерашних врагов, среди тех, кто люто ненавидит её родину, разливы степей зелёного Рохана, и гордый, вечный бег белого коня на её стягах.
В глубине лохмотьев, коими в изобилии снабдил её Серый, девушка прятала лёгкую харадскую саблю. Всякий вечер она страшилась засыпать – на виду своего вожака остальные невольники-степняки не дерзнули бы наброситься, но вот ночью?.. Не спасут ни сабля, ни короткий кинжал за голенищем; в лучшем случае она успеет покончить с собой.
Серый, однако же, всё видел. Когда после первой проведённой без сна ночи Эовин, пошатываясь, встала в строй, он тотчас оказался рядом.
– Не спала, – сказал он, не спрашивая, но утверждая. – Плохо. Сил не будет. Поэтому сегодня ты ляжешь со мной.
Эовин залилась краской, запылала до корней волос. «Ляжешь со мной»! Да что он себе думает?!
Серый коротко взглянул – и Эовин отвела глаза.
Он всё понимал, этот странный и пугающий человек. Молча, без слов, с одного взгляда. И его ответный взор – чуть насмешливый и в то же время успокаивающий…
«Не глупи, девочка, – говорил этот взор. – Не глупи».
Эовин всхлипнула.
И, конечно, всю ночь проспала как убитая, привалившись к жёсткой мускулистой спине Серого, укрываясь с ним одним плащом. Ей было на удивление спокойно; на «женщину вожака» никто, конечно, посягнуть не дерзал. Порядок Серый поддерживал твёрдый, раза два или три в самом начале пустив в ход кулаки. С одного его удара летели навзничь даже самые здоровенные и сильные.
Золотые волосы Эовин густо покрывала засохшая серая грязь, серым же было размалёвано и всё лицо; на ногах звякали кандалы, правда, ненастоящие. Цепь была примотана к щиколоткам Эовин простой тряпкой, которую легко сбросить.
Серый её ни о чем не расспрашивал. Защищал – да, оберегал – да; но совершенно не интересовался ни ею самой, ни тем, как она оказалась здесь, под харадским солнцем, в сотнях лиг от Рохана.
Они шли и шли – в неизвестность. Тракт миновал редколесья и уходил всё глубже в дремучие, жаркие чащобы, где деревья взносились к самому поднебесью.
Да и какие деревья! Никогда доселе Эовин не видала ничего подобного. Кора тонула в море опутывавших стволы лиан с яркими, сочными цветами, тёмно-зелёные мясистые листья расталкивали друг друга, жадно стремясь к солнцу. Царила духота – и было очень сыро.
Тхеремские проводники несколько раз обошли всё войско, предупреждая: как бы ни мучила жажда, пить можно только ту воду, что привозят в бочках. Из лесных ручьёв и речек, таких ласковых на вид – ни-ни. Скрутит хворь, в животе вспыхнет огонь, и человек скончается спустя несколько дней.
Чем дальше на юг, тем меньше шансов вернуться домой, тем меньше шансов, что мастер Холбутла и его друзья отыщут её…
– Куда мы идём?
Эовин лежала на голой земле. Рядом на спине, скрестив руки на груди (странная, неудобная поза!), вытянулся Серый. Он не ответил, лишь чуть заметно повёл головой. Мол, не всё ли равно? Сейчас ничего не изменишь.
– Я не могу так больше! – вырвалось у девушки.
– Никто не может, – негромко проговорил Серый, – но все идут.
– Куда? Куда же? Что там?!
– Там война. – Серый лежал неподвижно, точно неживой. – И мы будем сражаться.
– Что, за великий Харад? – приподнялась Эовин. – За наших врагов?
– За себя. – Непонятно было, говорит он всерьёз или нет.
– Но разве можно воевать в цепях?!
– Значит, мы будем первые, – невозмутимо отозвался Серый.
– А оружие?
– Добудем, – отрезал Серый.
– Добудем? Как? Отобьём у врага? – не поверила Эовин. – Голыми руками?
– Сами отдадут, – негромко посулил Серый, но прозвучало это так, что девушка вздрогнула.
Спускалась ночь. Далеко на юге, за лесом, на краю неба бушевала беззвучная гроза, плясали исполинские белые молнии – но до лагеря не долетело ни одного раската.
Эовин ёжилась, точно замерзая, хотя вокруг растёкся горячий, душный, пропитанный зловонием гнилых болот воздух. Что будет дальше, как ей выбраться, выжить?..
Девушка сжалась, закрывая голову руками. Дура, дура, несчастная дура! Возомнила о себе… Как красиво всё получалось в мечтах! Сверкающий доспехами строй пехоты, всесокрушающей лавиной несущиеся конные полки, копья и стрелы, тела поверженных врагов – все, как одно, отвратительные, нелюдские, – и она, в кольчуге, обтекающей тело, точно вода, с подъятым мечом несётся во весь опор на разбегающиеся вражьи ряды… И что же вместо этого? Сперва – похищение и плен, сераль владыки Тхерема, потом Тубала, вытащившая Эовин из ловушки, точно котёнка из проруби, потом мастер Холбутла и его друзья, для которых она оказалась лишь ненужной обузой, нелепое бегство и венец всему – караван рабов!
Конечно, Эовин шла не в цепях. В любую ночь она могла попытать счастья – заросли призывно темнели совсем-совсем близко. Однако девушка знала, что далеко ей не уйти. Караван тщательно охранялся. И пусть тхеремских стражников насчитывалось и не столь много, главную опасность являли летучие отряды охотников со специально натасканными псами и соколами – именно они не давали караванам разбежаться по дороге. Беглецов быстро ловили и устраивали показательную казнь, и желающих повторить побег после этого находилось немного.