– Мак, мы жили вместе – я и ты. – На его деревенеющий при этих словах взгляд Лайза отреагировала нервно и грубо: – Не перебивай. Теперь вообще не перебивай меня, пока я не скажу, что можно задавать вопросы, хорошо?

Кивок.

– Мы жили вместе, Мак, и жили долго, больше года. Я была твоей женщиной, носила твое кольцо, именовалась Лайзой Аллертон. Хочешь, я могу описать, как оно выглядит, твое кольцо? – Ей все хотелось что-то доказать, вложить в его голову в нужном порядке, и чем больше она этого желала, тем больше путалась. – А хочешь, я расскажу тебе, какие дела тебя ждут в будущем, какие проекты? Что прикажет Дрейк, как пройдут операции, чем они окончатся и сколько займут? Я помню их все, потому что ты делился со мной, когда приходил домой, ты доверял мне, потому что мы… мы жили очень счастливо, мы любили друг друга.

Она вдруг поняла, что говорит сбивчиво, и умолкла. Уже сейчас пыталась прочитать что-то в глазах напротив, но наткнулась на глухую стену – Мак закрылся. Теперь он просто слушал и анализировал. Она знала этот режим и поспешила продолжить:

– Давай я попробую сначала, с самого начала. Я из будущего, Мак. Я оказалась здесь по ошибке, когда год назад… вперед… попыталась отказаться от Перехода на пятнадцатый Уровень и вошла в Портал. Тем утром мне пришло письмо-уведомление о необходимости посетить эту чертову будку, а… а тебя дома не было, ты работал. Я звонила тебе, хотела спросить, что мне делать, ведь если бы я ушла на пятнадцатый, а ты бы не знал, ты бы не смог меня найти. Это потом я уже подумала про Бернарду, понимаешь? А тогда запаниковала.

Она сбивалась и вновь переходила на обрывочную речь. А затем снова пыталась возродить в ней связанность.

– Мы познакомились с тобой здесь же, год назад, в Нордейле. Познакомились при очень странных обстоятельствах: ты гнался за мной на «Фаэлоне», преследовал меня. Ты думал, что я каким-то образом связана с группировкой, которая занималась поддельными Печатями, но я не была. Тогда ты этого не знал. Бумаги мне передал на хранение Гарри Олдридж, помнишь его?

Нет ответа.

Лайза заломила руки.

– А я, дура, приняла их – не думала, что поплачусь. Но поплатилась я здорово: ты почти убил меня тогда, в той погоне, а потом сам же и восстанавливал. Внизу, в своей лаборатории. Ты веришь мне, Мак, веришь?

Тишина. Она впервые пожалела, что они переместились сюда, в полумрак – лучше бы остались на кухне. Там бы ей удалось разглядеть его глаза, а теперь нет, света мало, не хватает.

– Мак, скажи что-нибудь… Ты мне веришь?

Он молчал очень долго. Затем обронил одно-единственное лишенное эмоций слово:

– Рассказывай.

Ее рассказ занял почти час. Потому что было много подробностей, потому что ей обо всем хотелось упомянуть. А вдруг упустит что-то важное, вдруг он не поверит? Хотя как тут не поверить, когда столько деталей? Даже Рен поверил… И Дрейк. И с каждым выпущенным наружу словом Лайзе становилось все легче, будто из души уходил груз, будто не надо было хранить внутри мешок с камнями – можно наконец выкинуть их по одному в окно. А Мак на протяжении всего повествования не шелохнулся: ни слов, ни эмоций – ничего. Непроницаемый взгляд, внешняя расслабленность и внутренняя напряженность, которая ощущалась даже на расстоянии.

А потом рассказ кончился. И наступила тишина, которая длилась, как ей показалось, вечность. Минуту, две, десять?

Лайза ждала вопросов, они были ей нужны, и она их дождалась.

– Значит, яхта у меня все-таки была.

Она обрадованно закивала:

– У нас. «Мечта», да.

Новое обдумывание, тишина.

– И собирал тебя после аварии Лагерфельд?

– Он, другой бы не собрал. Я потом хотела подарить ему свой катер.

– А что ты сделала с мотоциклом?

– С «Ван-До»? Я его продала.

Новый ответ, новая пауза. Лайза дергалась внутри – ей полегчало, ей хотелось прыгать от радости: она освободилась, от всего освободилась, теперь он знает!

– Видишь? Все сходится! Отсюда я и знаю твой дом как свой собственный – он и был моим в каком-то смысле. И найти ты меня не можешь, потому что во мне твоя кровь, и с Печатью все разрешилось – а ты еще думал, что она чужая!

Ведь он снова стал родным, да? Почти как раньше? Сейчас еще минутка или две, он все обдумает, а потом улыбнется и скажет: «Ну и дела!» А она рассмеется, потому что падет с души последний груз, и примется вспоминать всё новые и новые детали их знакомства. Глупая история, да, но ведь по-своему прекрасная – они справятся и с ней, ведь они снова вместе, они наконец поговорили.

Но тишина, вопреки возбужденному ожиданию Лайзы, новыми вопросами не прерывалась – длилась, длилась и длилась. Она длилась так долго, что закололо сердце.

– Мак…

Глухое молчание, не слышно даже дыхания.

– Мак, скажи что-нибудь…

Немая стена между ними.

– Мак… не молчи.

Ей хотелось поддержки. Хотелось услышать, что ее поняли, что ей поверили. Хотелось видеть во взгляде удивление и шок, хотелось кивать на слова «это просто невероятно», хотелось взять его за руку и сказать, что у них все получится, все снова получится.

Но одетый в черную майку и джинсы мужчина молчал. И лишь спустя минуту, которая пытала и изводила ее хуже профессионального палача, он сказал что-то странное: «Лучше бы ты рассказала мне раньше».

Лайза ушам не поверила и тут же принялась защищаться:

– Но как я могла рассказать тебе все раньше? Тогда, у ворот?

– Ты должна была рассказать мне все сразу. А не после… встреч.

– Но зачем? Ты не поверил бы мне и лишил бы нас возможности познакомиться. Познакомиться нормально, естественно. А я хотела, чтобы у нас был шанс узнать друг друга…

– И мы узнали, так?

– Ну… так. Узнали хоть немного.

– Нечестно.

Это слово ощутилось ей как пощечина.

– А тогда ты выгнал бы меня с порога!

– А теперь я тебя узнал, верно? А раз так, должен сказать: «Заходи, дорогая, в дом»? Ты это хочешь услышать?

Она опешила. Оторопела и замерзла на месте. Пролепетала:

– Нет, наверное…

Не совсем это, но что-то в таком духе.

– Я понимаю, ты просто не готов… Но…

– Лайза.

Теперь перед ней сидел и вовсе чужой человек. Кошмары сбывались.

– Что?

– Я должен подумать.

– Да, конечно…

Она не сразу поняла, что «я должен подумать» – эквивалент слова «уходи». Лишь интуитивно почувствовала, как от дивана до двери, словно в самолете, пролегла светящаяся дорожка.