Вот и ответ на беспокоивший его вопрос. Картера интересовало, не носит ли она уже его ребенка, но он не хотел спрашивать жену об этом. Герцог придет в ярость, но Картера это не волновало. Доротея не забеременела, и он вздохнул с облегчением. Беременность всегда риск для женщины.

– Это не имеет значения, в особенности если месячные заканчиваются. Мы можем проявить изобретательность. – Он просительно улыбнулся, но заметил темные тени – явные признаки утомления – вокруг ее глаз, легкие морщинки – следы напряжения, появившиеся на ее прекрасном лице. Не было сомнений, что она ужасно устала, а он повел себя как совершеннейший осел. – Или мы можем просто лечь спать вместе.

– Если ты не против, мы просто будем спать в твоей постели.

У него внезапно перехватило горло, лишая возможности говорить. Господи, какой же он хам и невежа, если жена думает, будто он хочет быть с нею рядом только ради удовлетворения своих плотских потребностей.

– Пойдем, Доротея. – Он протянул ей руку.

Несколько секунд она не двигалась с места. Затем глубоко вздохнула и приблизилась, остановившись перед ним.

– Я очень скучала по тебе, Картер.

Ее простодушная искренность глубоко ранила его. Неужели он не способен любить ее так сильно и преданно, как она того заслуживает? Но он может быть к ней добрее, может окружить ее заботой и вниманием, показать, как он ее ценит. Это самое меньшее, что он может дать жене.

Картер задул свечи и помог Доротее улечься в постель. Сбросив рубашку и бриджи, он, полностью обнаженный, лег рядом и нежно обнял ее. Темнота окутала их, накрыв коконом тишины и покоя. Картер поцеловал жену в висок, и она теснее прижалась к нему.

В этот миг Картера охватило блаженное чувство покоя и умиротворенности. Как бы ни складывались их взаимоотношения, эта женщина принадлежала ему. Они были единым целым. И ему надлежало оберегать и защищать ее, утешать и поддерживать, ласкать и баловать. Вот что наполняло его сердце радостью.

Доротея вовсе не ожидала, что в доме ее старшей сестры будут царить тишина и спокойствие, когда они подъезжали к особняку Джессона и Гвендолин, расположенному в предместье Лондона в четырех часах езды от центра столицы. Из писем своей младшей сестры Эммы она знала, что обстановка у Баррингтонов сложная и напряженная, потому что Гвен часто впадает в уныние и обливается слезами по мере приближения родов. Доротея вздрогнула, вспомнив, что есть опасения, что сестра родит двойню, хотя та скрывала это ото всех.

Нет, Доротея вовсе не ожидала, что их встретит тишина и покой, когда они с Картером переступили порог дома, но она оказалась совершенно не подготовленной к тому жуткому хаосу, который, казалось, поразил безумием всех его обитателей.

Они одиноко стояли в холле рядом с молодым смущенным лакеем, открывшим им дверь. Каждые несколько секунд кто-нибудь из слуг с грохотом проносился вверх или вниз по лестнице, пробегал туда или сюда через дверь. Все с серьезными, напряженно-сосредоточенными лицами.

– Господа сегодня никого не принимают, – сказал молодой лакей взволнованным голосом. – Наверное, вам лучше зайти в другой раз.

– Миссис Баррингтон моя сестра, – заявила Доротея. – Мы сегодня…

– Доротея! – закричала Эмма с верхней площадки лестницы. Голос ее дрожал, но в нем ясно слышалось облегчение. Не теряя времени даром, юная леди вихрем сбежала вниз и схватила старшую сестру в объятия. – Слава богу, ты уже здесь. Гвен рожает!

Доротея попыталась изобразить лучезарную улыбку, но переборщила.

– Ну разве это не замечательная новость? Подумать только, скоро мы с тобой станем тетями!

Эмма отпрянула, широко раскрыв глаза:

– Ты не понимаешь. Это тянется уже безумно долго, а ребенок все не появляется.

Доротея закрыла глаза и судорожно сглотнула. О господи, этого она больше всего и боялась – боялась, что Гвен может умереть при родах. Это был невообразимый ужас, о котором она последнее время заставляла себя не думать, но теперь жуткая возможность предстала перед ней во всей своей жестокой реальности.

Твердая мужская ладонь опустилась на плечо Доротеи. Крепкие пальцы ласково погладили ее по руке, утешая.

– Когда начались схватки? – спросил Картер.

– Прошлым вечером, сразу после ужина, – ответила Эмма. – Сначала все шло неплохо. Гвен даже смеялась и шутила некоторое время. Но к рассвету все изменилось. У нее жуткие боли. Если стоять у дверей ее спальни, слышно, как страшно она кричит.

Повисло долгое молчание.

– Отведи меня к ней, – попросила Доротея, чувствуя, как неимоверная тяжесть наваливается ей на грудь.

Взявшись за руки, сестры начали подниматься по лестнице. Картер последовал за ними.

– Что говорит доктор о состоянии вашей сестры? – спросил он.

– Сейчас с ней повитуха. – Эмма нахмурила брови.

– А где доктор? – спросила Доротея.

– Ушел. – Эмма остановилась и повернулась к сестре. – Он напугал Гвен и довел до слез, поэтому Джессон выдворил его из дома.

– О господи! – Доротея обняла Эмму и крепко прижала к себе.

– Это еще не все. – Эмма содрогнулась. – Дворецкому пришлось оттаскивать Джессона, когда он набросился на доктора с кулаками.

– Что такого мог сделать доктор, чтобы вызвать столь бурную реакцию? – поинтересовался Картер.

– Джессон не захотел мне сказать. Но побледнел как привидение. – Эмма снова прижалась к Доротее. – Мне очень страшно. Она так долго мучается. Неужели ребенок никогда не появится?

Доротея беспомощно покачала головой. Она крепче прижала Эмму к себе и поверх склоненной головы сестры встретилась взглядом с Картером.

– Я поговорю с Баррингтоном, – сказал он, поняв ее безмолвную просьбу. – Где он?

– У двери в спальню Гвен, – пробормотала Эмма, не поднимая головы и не покидая успокаивающих объятий Доротеи.

Взглянув на Картера с глубокой признательностью, Доротея, обнимая сестру, увлекла ее за собой вверх по ступеням.

– Я послала письмо брату Джессона, лорду Фарнхерсту, несколько часов назад, – поведала Эмма. – Они не позволили мне увидеться с Гвен, и я ничем не могла утешить Джессона, но чувствовала, что должна что-то сделать.

– Ш-ш-ш, послушай, не надо так волноваться, – попыталась успокоить сестру Доротея. – Ты все сделала правильно. Я знаю, что Гвен благодарна тебе за то, что ты здесь.

При виде тревоги и отчаяния сестры у Доротеи к глазам подступили слезы. Господи, ведь Эмме всего шестнадцать. Она слишком молода, чтобы справляться с обуревавшими ее чувствами в этой критической ситуации.

Казалось, прошла вечность, прежде чем вернулся Картер, хотя на самом деле его не было всего несколько минут. Доротее не понравилось хмурое, обеспокоенное выражение лица мужа, и она поспешила отослать Эмму на кухню с просьбой приготовить им чай, чтобы иметь возможность поговорить с супругом наедине.