* * *

В доме леди Хардкасл существовало очень немного обязательных к исполнению правил. Она почти не обращала внимания на происходящее в доме, полагая, что мы – Эдна, мисс Джонс и я – обеспечим нормальное функционирование домашнего хозяйства. Я жила с этим вот уже пятнадцать лет, но остальные двое были удивлены таким подходом, потому что до этого работали в полностью зарегулированных домах, где за каждым их шагом наблюдали и тщательно контролировали. Вначале Эдна немного свысока отнеслась к леди Хардкасл и ее невмешательству в домашние дела, и я слышала, как она обсуждала это с мисс Джонс в самом начале работы у нас. Но спустя какое-то время обе женщины поняли, что им доверяют делать все, что они считают необходимым для того, чтобы в доме все было в порядке. И им это понравилось. Качество их работы значительно повысилось. Они и раньше не уклонялись от своих обязанностей, но когда поняли, что к ним относятся, как к компетентным и надежным работникам, стали испытывать гордость от того, что выполняют свою работу на высшем уровне.

Так вот, хотя правил было немного, существовало одно, которое нельзя было нарушать ни под каким видом. Никто не смел убираться в оранжерее. На первый взгляд, в этом был какой-то смысл. В студии находилось дорогостоящее оборудование, которое можно было повредить. В ней оставались декорации незавершенных проектов – если б хоть одна мелочь была сломана или передвинута, то проекту был бы нанесен непоправимый ущерб. Здесь же лежали опасные химикаты для проявки пленки. И только когда человек вспоминал о личности миледи и ее привычках, это правило начинало казаться несколько безрассудным.

Леди Хардкасл была человеком неаккуратным. Она шла по жизни окруженная невидимым облаком беспорядка и хаоса. Могла войти в комнату, поговорить в ней с кем-то, а потом выйти из нее, казалось бы, ни до чего не дотронувшись, но после ее ухода в комнате оставался такой хаос, как будто по ней пронесся ураган.

Итак, комбинация этих двух факторов – правила ни до чего не дотрагиваться в студии и врожденного таланта миледи вносить во все беспорядок – привела к тому, что оранжерея выглядела как поле битвы, на котором только что закончились невероятно жестокие боевые действия. Шторы были задернуты, и помещение освещали две масляные лампы, но даже это не могло скрыть общий бедлам. Везде, где только можно, лежали горы… вещей. Некоторые из них определить было невозможно, другие явно были мусором, а третьи можно было сгруппировать с похожими и разложить по ящикам и шкафам, чтобы в случае нужды легко их найти.

Миледи подошла к проектору и стала возиться с пленкой.

– Присаживайся, дорогая, – предложила она. – Придется подождать пару минут. Эта чертова пленка постоянно застревает.

– С удовольствием присела бы, – сказала я, – но только куда…

Хозяйка обернулась и увидела, что я смотрю на стул и кресло, на которых лежали горы коробок и бумаги.

– Куда хочешь, – ответила она, как будто это был глупейший вопрос, который она слышала в своей жизни.

– А куда мне положить… все это?

– Можешь сложить на пол. Только не забудь, когда будем уходить, вернуть все на место в том же порядке.

Я прикусила язык и сделала то, что мне велели. Выбрав стул, убрала с него на пол на удивление тяжелую деревянную коробку, какое-то количество войлока, шпагат, пару шампуров и жестянку с воском для усов.

– Ну вот, – сказала, наконец, миледи. – Будь добра, притуши эти лампы и давай смотреть.

Когда комната погрузилась в темноту, хозяйка включила лампу в проекторе и стала крутить ручку.

– Не могу избавиться от мысли о том, что какой-нибудь вариант хорошо отлаженного механизма был бы здесь очень к месту, – сказала она, когда на экране запрыгали и задергались картинки.

– На что я должна обратить внимание?

– Подожди немного. Я остановила пленку на нужном месте, но лампа так сильно ее нагревает, что она продолжает коробиться даже когда гасишь лампу… А, вот это место. Ну, что ты видишь?

– Похоже на велосипед, прислоненный к стене церкви, – ответила я.

– Совершенно верно. Правда, я думала несколько о другом, но запомни, что ты его видела… Черт, опять исчезло – придется перемотать немного назад.

Я увидела комично двигающихся задом наперед поселян, пока миледи искала место, которое хотела мне показать.

– Вот, – сказала она, когда камера вновь повернулась в сторону церкви. – Поднимается вверх по холму рядом с мясной лавкой.

Оказалось, что это была небольшая тележка, доверху наполненная сеном. Тащил ее ослик, которого вел под уздцы сгорбленный мужчина в коротком темном пальто.

– Похоже на тележку, которую мы видели на церковном дворе. Если она сейчас поднимется по склону и повернет налево, то окажется на тропинке, которая идет позади церкви.

– Именно так я и подумала. Я-то считала, что тележка и ослик – это неотъемлемая часть церковного двора, но, как выясняется, они появились там только во вторник утром, накануне первого просмотра. Смотри дальше.

Камера остановилась и перепрыгнула на следующий эпизод. При этом возле стены церкви все еще можно было рассмотреть велосипед. Щекастый мальчуган, которого леди Хардкасл заставила позировать возле церкви, неловко смотрел в объектив. Шарабан Хьюзов, наполненный их адептами, въехал в кадр с правой стороны. Они стали спускаться с него на землю.

– Не обращай на них внимания – следи за велосипедом, – сказала леди Хардкасл.

Я сделала то, что она просила. Несколько мгновений спустя из-за шарабана показалась сгорбленная фигура, одетая в морской бушлат и фуражку. Она взгромоздилась на велосипед и уехала.

– Это тот же мужик, который вел ослика, – сказала я.

– Он действительно на него похож, – согласилась миледи и стала перематывать пленку на начало. – Зажги лампы, пожалуйста. Я сейчас ее уберу.

– Вам этот сгорбленный мужчина кажется важным? – уточнила я, когда комната ожила от света ламп.

– Я бы не обратила на него никакого внимания, – ответила хозяйка, – но когда я заметила, что он как-то связан и с осликом, и с велосипедом, я задумалась. Возможно, ослик находится на церковном дворе по вполне объяснимой причине, а велосипед можно увидеть где угодно. Но этот велосипед стал появляться и маячить у меня перед глазами слишком часто.

Какое-то время я размышляла.

– Дэн Гибсон сломал ногу, споткнувшись о велосипед, лежавший на верхнем поле Тоби Томпсона, – сказала я наконец. – И, кажется, Аарон Орум говорил что-то про то, что наткнулся на велосипед возле паба.

– Вот именно. Орум был этим немного сконфужен, но он точно упомянул про велосипед.

– И Хьюз тоже, – добавила я. – Он на велосипеде доехал от дома Седдона до паба, и еще сказал, что видел кого-то на велосипеде на обратном пути.

– Я помню. Кажется, у меня рождается некая теория. Пока она в зачаточном состоянии, но тем не менее… Как насчет того, чтобы съездить на верхнее поле Тоби Томпсона?