При слове «просьба» недовольное выражение, не сходившее с лица сэра Обри, смягчилось. Он уже готов был возмутиться, но медлил, ожидая, о чем пойдет речь. Мартин буквально слышал те возражения, что вертелись на языке у лорда.

— Я покорно прошу вас отправиться в Киликию и взять на себя заботу о безопасности Иосифа бен Ашера.

— Как вы сказали, сэр? Рыцарь короля Ричарда, владетель Незерби, должен охранять эту иудейскую собаку? — Лицо Обри де Ринеля побагровело.

Мартин задержал дыхание, пережидая гнев лорда.

«Чертов хлыщ! — подумал он. — То ты жмешься к сыну Ашера, вытягивая из него деньги, то вдруг вспоминаешь, что он собака-еврей!»

Но вслух он произнес нечто иное. Простые доводы: за сопровождение богатого еврея с Обри щедро расплатятся, ему не придется ехать морем, кроме того, проводником им будет служить его верный Сабир, который в здешних местах как рыба в воде. Иосифа сопровождают несколько испытанных воинов, и это куда предпочтительнее, чем окружение людей, верных капитану Дрого, который в нынешних обстоятельствах может повести себя непредсказуемо, — закончил рыцарь, сопроводив свои слова выразительным взглядом.

Расчет Мартина был верен: безопасный путь по суше, верная охрана, вдобавок — щедрая плата за сопровождение. Сэр Обри не мог отказаться от такого предложения. Больше того — он немедленно потребовал у госпитальера часть платы за свои предполагаемые услуги. И лишь после этого с недоумением осведомился: как же быть с его супругой?

— Путь в киликийскую прецепторию храмовников, как я уже говорил, для леди Джоанны закрыт, — снова взялся втолковывать Мартин. — И едва ли леди Джоанна, сэр, согласится расстаться с людьми из Незерби, от которых я намереваюсь вас оградить. Я сознаю, как это непросто: разлучиться в пути с супругой, но я готов взять ее с собой на побережье, где намерен зафрахтовать корабль, отправляющийся в Палестину. Море в это время года не самое спокойное, однако, как я слышал, госпожа де Ринель неплохо переносит качку. А по прибытии в Святую землю я при первой же возможности доставлю ее к маршалу Уильяму де Шамперу. Могу поклясться в том славой ордена Святого Иоанна и своим рыцарским достоинством!

После непродолжительных колебаний сэр Обри выразил согласие. Однако, несколько смутившись, обратился к госпитальеру с просьбой объяснить эту непростую ситуацию его супруге. Мартин наотрез отказался:

— Госпожа де Ринель — ваша жена. Если она заупрямится, мне придется вернуться к первоначальному плану. Тогда вам, сэр, придется обуздать себя и вынести все неудобства морского пути. Вы ее лорд и господин: вы принимаете решения, а супруге остается лишь подчиниться.

В итоге он добился того, чего хотел: супруги окончательно рассорились. Сэр Обри, покидая крепость во главе отряда Иосифа бен Ашера, явно испытывал облегчение, а леди Джоанна даже не вышла с ним проститься.

В последнюю минуту перед отъездом Сабир развернул коня и подъехал к Мартину.

— Наблюдать за тобой, — с усмешкой проговорил сарацин, — одно удовольствие. Ты повел себя в точности так, как опытный «уводящий», клянусь бородой Пророка. Втерся в доверие к простодушному путнику и… Одним словом — я должен знать: как поступить с этим заносчивым англичанином?

— Как тебе заблагорассудится. В особенности если он начнет мешать.

— Не будь с нами Иосифа… — Сабир сокрушенно покачал головой. — Мальчишка порой ведет себя как дервиш.[84] Даже если этот кафир оскорбит его, он найдет повод заступиться за него передо мной.

— Поэтому я и говорю: тебе решать, — отмахнулся Мартин.

Муж леди Джоанны, пустой, алчный и неумный, значил для него не много, и он перестал думать о нем, едва тот скрылся за поворотом дороги. Зато без Иосифа он будет скучать. Им не часто доводилось общаться в пути, однако рассудительная сдержанность и дружелюбие сына Ашера внушили ему еще большее уважение к другу. Хорошо, что рядом с Иосифом будет Сабир — на него можно положиться во всех отношениях. Пожалуй, даже больше, чем на Эйрика.

На следующий день, едва второй отряд тронулся в путь, рыжий варанг все время держался у стремени своего рыцаря, как и полагается верному оруженосцу.

— Знаешь, что я тебе скажу, дружище? — улучив момент, когда никого не было поблизости, проговорил он. — Моя Саннива без конца расспрашивает о тебе. Не для себя, разумеется, а для своей госпожи. И уж я не поскупился на похвалы! Похоже, чернокосая красавица уже в твоем силке. Ты справился — разрази меня гром, кто бы мог подумать!

— Об этом стоит говорить только тогда, когда я окончательно приручу ее. И когда об этом узнают те, кто позднее сможет подтвердить мои слова. На побережье находятся несколько генуэзских крепостей. Если те, кто командует их гарнизонами, увидят леди со мной и убедятся, что она моя, — я смогу без колебаний обратиться к ее брату.

— Почему же ты вдруг стал избегать Джоанну? Ты заметил, как озадаченно она на тебя поглядывает? А что, если женщина вдруг рассердится и не захочет с тобой знаться?

Мартин не стал ничего объяснять Эйрику.

По мере продвижения к вершине тропа сужалась. Леди Джоанна ехала за Мартином, он ощущал на себе ее взгляд, но только однажды оглянулся, посоветовав быть внимательнее на каменной осыпи. Сейчас он вел себя как член духовно-рыцарского ордена, которому не следует сближаться с женщиной, подле которой нет супруга. Мартин больше не желал продолжать куртуазные игры, которые так нравились англичанке. Он хотел получить ее всю, целиком.

Джоанна и в самом деле была озадачена отчужденной сдержанностью рыцаря. Неужели она нанесла ему какую-то обиду? Он сердится из-за того, что она приняла сторону капитана Дрого в нелепой стычке с Обри? Несомненно, Дрого был слишком дерзок, но и Обри повел себя низко, клевеща на ее родню. Если быть до конца честной с собой, она испытывала огромное облегчение от того, что муж уехал.

Все эти годы они не расставались, не считая ее кратковременных поездок в Гронвуд, где не жаловали ее супруга. Теперь же от одной мысли, что им предстоит столь длительная разлука, ей легче дышалось. Но эта радость была много полнее, если бы рыцарь-госпитальер, поддавшийся ее очарованию, вновь заговорил о своей любви. Это было, как глоток вина, как порыв свежего ветра, — чувствовать чью-то влюбленность, и когда Обри весьма грубо объявил Джоанне о том, что их дороги на время разойдутся, а ей надлежит следовать прежним путем под защитой рыцаря д'Анэ, единственной ее мыслью было — и прекрасно!

Однако тот, кто еще недавно изливал перед ней свои чувства, теперь, очевидно, повинуясь долгу, всячески избегал ее. Опасаясь соблазна — так его оруженосец-варанг сообщил Санниве. Джоанна попыталась убедить себя, что это и к лучшему, по крайней мере ее чести ничто не грозит. Но настроение было безнадежно испорчено. Ее больше не радовали ни цветущие и благоухающие кустарники, ни забавные горные черепашки, выползающие на тропу, ни дружный щебет птиц в кронах сосен. Путь кажется нескончаемым, а рыцарь за все это время не обронил ни слова, не считая сдержанных советов и предупреждений об опасных местах. Да, сэр Мартин ведет себя благородно, но что заставило его говорить о своей влюбленности, когда с ними был Обри? Почему он проводил большую часть ночи под окнами ее покоев, и чьи цветы она находила рядом с собой по утрам, когда им приходилось ночевать в горах?