– Почему? – поинтересовался Нельсон.

Алан пожал плечами:

– Потому что, если люди не видят тебя, они не знают, чем ты занимаешься, и ты можешь выходить сухим из воды.

А на третий день после прихода Алана в «Переправу Харона» там объявилась Нэнси.

Она, как обычно, вошла в дверь, ее губы были плотно сжаты, под глазами виднелись похожие на синяки круги. Она прошла к своему обычному столику и села, ни с кем не заговорив, хотя некоторые посетители чайной лавки приветствовали ее кивками.

Хьюго пошел в кухню, и не успела дверь перестать раскачиваться туда-сюда, как она опять отворилась, и из нее вышла Мэй и встала за кассу.

– Бедняжка, – пробормотал сидящий в кресле Нельсон. – Она все еще не может заснуть. Трудно сказать, сколько еще она выдержит. Мне бы очень хотелось как-то помочь ей.

– Главное – не подпускать к ней Дездемону, – проговорил Уоллес. – Поверить не могу, что она…

– Кто это?

Они повернулись и посмотрели на Алана. Тот стоял посреди лавки рядом со столиком, за которым сидели люди примерно его возраста. Он вертелся вокруг них с самого их прихода. Теперь же он замер на месте, устремив взгляд на столик у окна и сидящую за ним женщину.

Он шагнул было к ней, но тут Уоллес подошел к нему, не успев осознать, что, собственно говоря, делает. Алан моргнул, его рука была прижата к груди. Он нахмурился, а Уоллес отвел его руку в сторону.

– Что ты делаешь?

– Оставь ее в покое, – холодно произнес Уоллес. – Мне без разницы, как ты ведешь себя с другими, но от нее держись подальше.

Глаза Алана сузились:

– Почему? – Он посмотрел через плечо Уоллеса, а потом перевел взгляд обратно на него. – Она же не видит меня. Так кому какое дело? – Он начал обходить Уоллеса, но тот схватил его за кисть.

– Она табу.

Алан выдернул руку.

– Ты же чувствуешь это, да? Она… словно маяк. Она горит. Что с ней не так?

Уоллес чуть было не выпалил, что это не его дело. Но перестроился в самый последний момент, решив воззвать к человечности Алана, хотя такая идея казалась странной и смехотворной.

– Она горюет. Ее дочь болела и умерла. Это было… тяжело. Детали не имеют значения. Она приходит сюда, потому что не знает, куда еще пойти. Хьюго садится рядом с ней, и мы оставляем их вдвоем.

И он был приятно удивлен, когда Алан медленно кивнул:

– Она потерялась.

– Да, – сказал Уоллес. – И мы не можем облегчить ее состояние. Мне совершенно безразлично, к кому еще ты пристаешь, но оставь Нэнси в покое. Ты же не хочешь как-то навредить ей.

– Навредить, – повторил Алан. – Ты считаешь, я из тех, кто способен навредить? – Он наклонил голову набок. – Она приходит сюда, потому что знает, что Хьюго помог ее дочери совершить переход? Хьюго сам рассказал ей об этом?

– Нет, – ответил Уоллес. – Он ей этого не говорил. Ему это запрещено. Это одно из правил работы перевозчика.

– Но он же на самом деле помог ее девочке перейти, – возразил Алан. – И каким-то образом ей стало известно об этом, иначе ее бы здесь не было. Получается, Хьюго врет ей? И если какая-то часть ее знает, значит, она не такая, как все. Может, она способна видеть нас. Вдруг она может видеть меня?

Он хотел было подойти ближе к Нэнси, но Уоллес встал перед ним.

– Нет, не может. А если бы даже и могла, то не надо заставлять ее проходить через это. Я не знаю, каково тебе приходится. И никогда не пойму, что ты чувствовал, когда с тобой случилось то, что случилось. Но не надо использовать ее для того, чтобы сделать лучше себе. Алан открыл было рот, чтобы ответить, но тут из двери в кухню вышел Хьюго. Вокруг шумела чайная лавка, но Хьюго смотрел на Уоллеса и Алана, в руках у него был поднос. Мэй встала на цыпочки и что-то прошептала ему на ухо. Он никак на это не отреагировал. Она тоже посмотрела на них, и если бы Уоллес не знал Мэй, то безразличное выражение ее лица ни о чем не сказало бы ему. Но он ее знал и понимал, что ей сейчас паршиво.

Хьюго обогнул стойку с застывшей улыбкой на лице. Он кивал всем, кто здоровался с ним. Проходя мимо Уоллеса и Алана, он сказал уголком рта:

– Пожалуйста, не подходите к ней.

И не останавливаясь, пошел дальше.

Хьюго поставил поднос на столик, Нэнси смотрела в окно. Она будто не заметила, что он налил ей чай в чашку и сел напротив, положив, как обычно, руки на стол.

Алан наблюдал за ними и ждал.

Но больше ничего не происходило, и он спросил:

– Что он делает?

– Просто сидит с ней, – ответил Уоллес, мечтая о том, чтобы Алан отстал от всех них. – Ждет, когда она будет готова поговорить. Иногда лучший способ помочь кому-либо – это молчать вместе с ним.

– Чушь собачья, – пробормотал Алан. Он скрестил руки на груди и посмотрел на Хьюго. – Он как-то напортачил? Он излучает чувство вины. Что он натворил?

– Если он захочет поведать тебе об этом, то поведает. Это не твое дело.

И, чудо из чудес, Алан, казалось, прислушался к нему. Он поднял руки вверх, а потом направился на противоположную сторону лавки к столику, за которым сидело несколько женщин.

Уоллес с облегчением вздохнул и оглянулся на Мэй.

Она кивнула ему и закатила глаза.

– Да уж, – сказал он. – Ну и молодежь пошла.

Она кашлянула в ладонь, но он успел заметить, что она улыбается.

Этим и должно было все кончиться.

Нэнси сидела и молчала. Хьюго ждал и не подталкивал ее к разговору. Чашка перед ней оставалась нетронутой. Спустя час (а может, и два) она встанет, так что стул с шумом пройдется по полу, и Хьюго скажет ей, что обязательно будет здесь, когда она окажется готова поговорить.

А потом она уйдет. И, возможно, придет сюда завтра или послезавтра, а может, пропустит день-два.

Нэнси сидела за столиком. Хьюго сидел напротив нее. Спустя час она встала.

Хьюго сказал:

– Я буду здесь. Всегда. Когда бы вы ни оказались готовы. Я буду здесь.

Она направилась к двери.

Конец.

Вот только Алан внезапно крикнул:

– Нэнси!

Лампочки в светильниках вспыхнули. Нэнси остановилась, ее рука лежала на дверной ручке.

– Нэнси! – снова крикнул Алан, и Уоллес замер на месте.

Нэнси, нахмурившись, повернулась на звук голоса Алана.

Алан прыгал вверх-вниз посреди чайной лавки, бешено размахивая руками, и снова и снова выкрикивал