– А у тебя у самого эльфов в роду нет? – поинтересовался цыган. – Иначе как ты своего коня понимаешь? Я давно на свете живу – не видел, чтобы гаджо так коня понимал. Да и я сам – понимаю, о чем конь говорит, а ему сказать не могу.

О том, почему я так хорошо понимаю Гневко, меня спрашивали не раз. Поэтому ответил так, как привык отвечать:

– Это не я его понимаю, а он меня. Конь умный попался.

– Так тоже бывает, – не стал спорить Зарко.

Я попытался усвоить новое знание. Эльфы – это цыгане, цыгане – это эльфы. Стоп! А как же девочка?

– Зарко, а почему ты решил, что девочка тоже из ваших… из эльфов?

– Я, как дом этот в лесу увидел, так сердце и обмерло, – вздохнул цыган. – Дед мне рассказывал, что раньше эльфы в круглых домах жили. И кувшины такие же, как мы, делали, и очаг. Почувствовал. А когда кости нашли – сразу и понял, что она из наших. Показалось – кто-то родной.

– Подожди-ка, – вспомнил вдруг я, что девочка произносила какие-то слова. – Она же мне говорила… Подожди… Сейчас вспомню. Как это? Май… манг… шаларес?

– Может, мангэ шилалэс? – вскинулся цыган.

– Точно, мангэ шилалэс, – подтвердил я. Полюбопытствовал: – А что это означает?

– Означает – мне холодно, – перевел мне Зарко. Задумавшись, цыган уставился в одну точку.

– А это не та ли девочка, про которую легенды ходят? Которую родители убили, а купец все видел, за что и наказали его?

– Может, и та, – пожал плечами Зарко.

– Тогда я не понимаю, – развел я руками. – Ты же мне сам говорил – что нет у цыган страшнее греха, чем убить ребенка? А уж своего ребенка…

– Кто знает, баро, кто знает… – раздумчиво произнес старик. – Может, когда родители свою чаюри убили, они ее от чего-то страшного хотели спасти?

Сегодня я выспался. Завтракать было нечем, а собирать корешки или ловить ежей, как предлагали цыгане, было некогда. Лучше перетерпеть, зато побыстрее вернемся.

Обратный путь, – по нашим с Зарко подсчетам, осталось всего ничего, – показался дольше. Может, оттого, что спешили, а может, из-за чувства собственной неудачи.

На душе было тошно, оттого что обещание, данное невесте и ее отцу (пусть и в призрачном виде), оказалось невыполненным. То, что оно невыполнимо, я в общем-то знал с самого начала, но на что-то надеялся. Хотя на что тут можно надеяться? Пропал человек в лесу пять лет назад, какие можно найти останки? Крупные хищники растащили крупные кости, мелкие падальщики – мелкие. Это даже не иголку в стогу искать, а соломину среди соломин.

Двадцать с лишним лет я был наемником. Умудрился послужить под знаменами всех – ну, или почти всех владетельных особ Швабсонии, пережил восемь войн. Чаще всего войны заканчивались ничем, потому что властители, осознав, что худой мир лучше доброй ссоры, приходили к какому-то компромиссу. Бывали у меня и победы. Точнее – победы были у суверена, но для наемника победа выгоднее, чем поражение, потому что к оплате добавляется процент с боевой добычи. Но врать не буду – приходилось бывать и в лагере побежденных. Однажды мы бежали, унося ноги. В другой раз степенно отходили, выставляя заслоны и огрызаясь арьергардными боями. По мне – драпать гораздо легче, чем отступать. Если бежишь, не думаешь ни о друзьях, оставленных умирать, ни о земле, доставшейся врагу. А когда отступаешь, чего только не лезет в голову, хоть в петлю лезь…

Из Шварцвальда мы отступали, начисто проиграв войну. Я так и не узнал – почему погиб старый рыцарь, куда пропал молодой Йорген. Догадок много, но ни одной убедительной.

Поляна, на которую мы так стремились и которую уже считали почти родной, встретила нас неласково. Хотя мы и заприметили огни костров, но поленились отправить разведку. Но, с другой стороны, что бы нам это дало?

И вот мы стоим перед строгими гномами, держащими нас на прицеле, а старый Томас, размахивая руками, разъясняет что-то степенному коротышу. Но наконец-таки гномы поняли, что мы не чудища, вылезшие из Черного леса, а люди, невесть зачем полезшие в Шварцвальд, и разошлись.

Томас хромал, опирался на самодельный костыль, был слегка бледен, но суетился, беспрерывно болтая, что вообще-то старику было несвойственно.

– Эх, господин Артаке, а я уже все глаза проглядел. Дни считал. А вчера днем – чуть от страха не помер!

– А что случилось? – устало поинтересовался я.

– Поначалу крысы через поляну бежали – будто их гнал кто. Вся поляна была чернущая! Я испугался – не сожрали б они меня, вместе с мерином, но Бог миловал. А потом тот обоз появился, призрачный.

– Призрачный обоз? – недоверчиво протянул я. – Днем?

– Вот-вот, – закивал старик. – Я сам этого обоза в жизни не видел, только по рассказу вашему, но все так, как вы говорили: лошади с телегами, купцы с охраной. Думаю, ну, все теперь. Если уж и поляны с крестами не побоялись, да еще днем – беда! А тут – глазам не поверил: появились они и падать начали. Сначала кони упали – вроде бы померли, а потом люди. Один так упал, другой этак. Я в бою-то бывал, видел, как мертвые падают. А потом и телеги стали разваливаться – колеса отлетали, бока выламывались, а потом и вовсе чудеса – вначале все в щепки, потом в труху превратилось. Смотрю, а люди, которые мертвые, прямо на глазах скелетами стали, а потом и вовсе исчезли.

– Томас, старина, а у тебя пожрать не осталось? – широко улыбнулся Зарко.

– Да как не осталось! – радостно воскликнул Томас. – Я же кулеш варил, как чувствовал, что вы вернетесь. Вон, на углях томится. Давай, дружище, садись!

От избытка чувств старик хлопнул цыгана по плечу и побежал снимать котелок.

– Что это с ним? – подозрительно посмотрел цыган на старого врага и покрутил пальцем у виска. – Он, случаем, не того…

– Радуется он, – усмехнулся я. – Ты сам бы целую неделю в лесу посидел – тоже бы обрадовался.

За едой мы молчали и дружно ели. Сегодня и у меня ложка летала не хуже, чем у цыгана, а горячая каша, казалось, попадала в брюхо, минуя рот, – я не успевал почувствовать, что она горячая. Наконец я не выдержал, положил ложку, как складывают оружие.

– Э, баро, плохой ты едок, – усмехнулся Зарко. – Бери пример с меня – я впрок ем.

Я лишь улыбнулся. Кажется, все входит на круги своя – вместо рассудительного и мудрого потомка сказочных эльфов я снова вижу балагура и пустобреха, каким Зарко бывает, если нет опасности. Теперь бы, для полноты картины, Томасу следовало вспомнить о бедах, которые давным-давно принес ему конокрад. И верно, как только насытились, конюх начал задавать вопросы:

– А мерин ваш куда делся?

– Э, где тот мерин! – благодушно отмахнулся цыган. – Оставили мы его, он и помер.

– Жалко, – вздохнул Томас. – Хороший был мерин, смирный. Ну, гнедая твоя воз вытянет.

– Как гнедая? – встрепенулся цыган. – Я думал, ты нам своего мерина одолжишь.