Тем не менее своих объединительных попыток Троцкий не только не прерывал, он усиливал их, надеясь, что в конечном итоге центростремительная тенденция возобладает, а это, в свою очередь, фактически поставит его во главе партии. Так в поведении Троцкого на V съезде воедино сливались политические и личные мотивы. На деле же он оказывался не в том центре, который объединяет, а в том, по которому наносятся удары с обоих полюсов, особенно если иметь в виду личные качества Троцкого как человека высокомерного и надменного и Ленина — мстительного и властолюбивого.

Казалось, что на съезде Троцкий был ближе к меньшевикам, нежели к большевикам. Но это впечатление было обманчивым. Связано оно было с тем, что большевистская фракция занимала непримиримую позицию не только по отношению к меньшевикам, но и к тем, кого они презрительно именовали центристами, считая подчас, что центризм хуже открытого оппортунизма. Вновь ушли в прошлое те дни, когда Троцкий в последние месяцы 1905 г. имел возможность выступать в качестве фактического медиатора между обеими социал-демократическими фракциями, посредника, способного в какой-то степени сглаживать разногласия между ними. Теперь он был, по существу дела, равноудалён от обеих фракций. Однако попытки продемонстрировать свою объединительную центристскую позицию Троцкий на протяжении съезда предпринимал несколько раз. Его предложения можно было бы считать разумными и трезвыми, если бы в партии действительно существовали группы, готовые пойти на существенные догматические уступки во имя достижения единства. Таковые, однако, не обнаруживались, хотя некоторые меньшевистские течения проявляли бо́льшую склонность к компромиссу, чем другие, тогда как у большевиков решительно преобладали экстремисты, возглавляемые Лениным.

Впрочем, Ленин на V съезде предпринял очередную попытку практического сближения с Троцким, стремясь хотя бы в какой-то степени привязать его к большевистской колеснице. Правда, в речи по докладу о думской фракции 8 (21) мая Ленин был в основном критичен, хотя и несравненно мягче, нежели по отношению к другим ораторам, с которыми он не был согласен: «Несколько слов о Троцком… Он громил нас за внесённые нами «неприемлемые резолюции». Он грозил прямо расколом, уходом думской фракции, якобы оскорбляемой нашею резолюциею… Когда Троцкий говорил: ваша неприемлемая резолюция мешает провести ваши верные мысли, — я крикнул ему: «дайте же вашу резолюцию!» Троцкий ответил: нет смысла, снимите свою. Не правда ли, хорошая позиция «центра»? За нашу (по мнению Троцкого) ошибку («нетактичность») он наказывает всю партию, лишая её своего «тактичного» изложения тех же принципов!»[521]

Ленин, однако, признавал общее совпадение своих принципов с принципами, которые проповедовал Троцкий. В заключительном слове по докладу об отношении к буржуазным партиям 14 (27) мая Ленин вновь необычно терпимо отнёсся к особой позиции Троцкого в вопросе о перманентной революции. Как и в выступлении 8 (21) мая, он произнёс вступительные слова: «Несколько слов о Троцком…» А затем заявил, что останавливаться на разногласиях с ним ему некогда, и стал подчёркивать определённую близость взглядов, например признание экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в революции в России; признание допустимости и целесообразности левого блока (без указания того, какие именно партии или течения должен был составить этот левый блок), направленного против либеральной буржуазии. «Для меня достаточно этих фактов, — продолжал Ленин, — чтобы признать приближение Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о «непрерывной революции» здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к буржуазным партиям»[522].

Споры по поводу перманентной революции между Лениным и Троцким происходили главным образом в кулуарах съезда. Как-то возникла даже полушутливая дискуссия. Троцкий ссылался на авторитет Розы Люксембург, с которой он сблизился на съезде. Люксембург поддержала позицию Троцкого, считая её подлинно революционной. Ленин шутя заметил, что Роза поддержала Льва, потому что недостаточно хорошо говорит по-русски. «Зато она хорошо говорит по-марксистски», — парировал Троцкий под смех делегатов, окружавших спорщиков[523].

Во время съезда Троцкий набросал проект резолюции по профсоюзному вопросу, исходивший из автономности профорганизаций и их связи с социал-демократической партией. Рядом своих положений эта резолюция была созвучна тому тексту, который после дебатов утвердил съезд. Предусматривалось материальное и моральное содействие партии профсоюзам, привлечение представителей профсоюзов к обсуждению вопросов, волнующих пролетариат: «Избегая всяких шагов, которые могли бы внести раскол в политически неоформленную среду профессиональных союзов, члены партии должны направлять деятельность союзов по пути сознательной классовой борьбы и стремиться к признанию союзами идейного руководства соц[иал]-демократии»[524].

На лондонском съезде Троцкий познакомился с Максимом Горьким и актрисой Московского Художественного театра Андреевой, являвшейся членом большевистской фракции. Инициатором знакомства был Горький, который как-то в коридоре остановил Троцкого словами: «Я — ваш почитатель». Горький имел в виду памфлеты, написанные Троцким в петербургских тюрьмах. Троцкий ответил, что он также является почитателем писателя. Результатом этой учтивой беседы стали новые встречи. Вместе с Горьким и Андреевой Троцкий вновь осматривал достопримечательности Лондона, в котором он был уже во второй раз, а Горький восторгался интеллектом своей спутницы: «На всех языках говорит». Сам же писатель говорил только по-русски, «но зато хорошо»[525].

Трудно сказать, был ли Горький в действительности почитателем Троцкого, но то, что писатель проявлял интерес к публикациям и личности этого нефракционного социал-демократа, безусловно. 2 (15) июля 1907 г. Горький просил заведующего конторой издательского товарищества «Знание» в Санкт-Петербурге С.П. Боголюбова прислать ему брошюру Троцкого «В защиту партии», а вскоре после этого, готовя сборник статей о Л.Н. Толстом, намечал включить в него статью Троцкого «Толстой и либерализм»[526].

На V съезде с совещательным голосом присутствовал также представитель кавказских большевиков Ивано́вич, который на съезде совершенно не был заметен и ни разу не выступал. Это уже не был дебют, но всё же один из первых выходов на общепартийную сцену Иосифа Джугашвили, которого в то время знали главным образом на Кавказе по псевдониму Коба. Будущий Сталин со сдержанным, завистливым и злобным любопытством наблюдал за тем, как свободно и непринуждённо используют искусство полемики «старые» и «молодые» социал-демократы. Правда, «старым» подчас, как Ленину, не было ещё и сорока, а к «молодым» в числе прочих относился ровесник Джугашвили 28-летний Троцкий. Французский биограф Сталина Борис Суварин[527] писал: «В Лондоне Сталин в первый раз видел Троцкого, но последний вряд ли заметил его; вождь Петербургского Совета не был человеком, который легко завязывает знакомства и сближается с кем-либо без действительного духовного родства»[528]. Троцкий же вспоминал, что о Сталине в тот период не знал тогда вообще ничего: «Факт таков, что только из книги Суварина я узнал о присутствии Кобы на Лондонском съезде и нашёл затем подтверждение этого в официальных протоколах»[529].