«Геркулес» завалился на крыло. Три двигателя из четырех уже не работали, а горели, впрочем, как и сам самолет. Управляться он тоже стал более не способен: одним из взрывов у него сорвало киль.

Выслушав доклады офицера наведения, а так же запросив о происходящем у, все еще дежурящего на дереве с биноклем, Константина Шелуханова, майор Корепанов внимательно изучил индикаторную картинку от станции обнаружения. Никаких воздушных целей вокруг более не имелось.

— «Куполу» продолжать наблюдение! ПВН[138]так же наблюдать! ПУ-«два» — готовность не отменена! Остальным — сворачиваться! — распорядился Корепанов. — И поздравляю весь личный состав и от себя и от командира полка генерала Редьки. Лейтенанта Шелуханова благодарю за бдительность. Всем, у кого наличествует, проверить личное оружие.

— Принесите мне головы этих сволочей на блюде, — произносит генерал-майор Хайруллах и по его голосу чувствуется: он не прочь полностью откреститься от аллегории в пользу натурализма.

— Мы ищем, уважаемый Хайруллах-бей, ищем, — кланяется подполковник Барак Рушето. — Подключили местную милицию и…

— Вы ей доверяете, Барак?

— Они, вроде, произвели чистку рядов в плане лояльности, Хайруллах-бей, так что… Кроме того, целая рота перебазирована в… это… — турецкий пехотный офицер извлекает из кармана шпаргалку и читает по складам. — Оче-ре-ти-но, вот. Она все время на стреме и экипирована техникой. Причем, именно бронетехникой, хотя вы в курсе, генерал, как у нас ныне с запчастями. Бронетранспортеры очень быстро поизносились.

— Вы намекаете на наши милые проделки, господин подполковник? — голос у Хайруллах-бея металлический. — Однако если бы запчасти поставлялись по-прежнему, все бы у нас было о-кей. Из-за этого воздушного погрома, наши заокеанские друзья окончательно запретили своим «Гэлэкси» летать в Донецк. Вы понимаете, чем это нам грозит? Черт возьми, нам даже не успели прислать «беспилотники». Все транспортники заняты поставками в Крым. Оно и понятно, там-то мы останемся надолго.

— Какая-то цепочка из неурядиц прямо, — комментирует Барак Рушето. — Транспорт не может пригнать нам «Предаторы», а без них мы как без рук в плане просмотра местности. Если бы…

— Вот же поколение лентяев, — Хайруллах-бей по серьезному возмущен. — Если бы да кабы! Вы, прямо, без высоких технологий и ступить не можете. А как мы раньше курдов выслеживали? Никаких тебе «Предаторов» с «Файрскаупами». Вперед и прямо! Умение работать с местным населением. Склонение его к сотрудничеству и…

— У нас же тут противоположные задачи, Хайруллах-бей.

— Понятное дело. Побить как можно больше, но в то же время не переусердствовать, — кивает генерал-майор, у которого все же две звезды на погоне, ибо в турецкой армии это звание идет вслед за первичным генеральским — генерал-лейтенант. — Надо же, как этот Донецк достал их Киев. Впрочем, нам-то все на руку. Пусть эти свиньи западных и восточных областей вообще переколошматят друг дружку… Короче, подполковник Рушето, мне надо любой ценой стереть этот дивизион. И кстати, не какой-нибудь артиллерийско-минометной атакой! Не следует. Надо б захватить его более менее целеньким, дабы… Ну, сами понимаете, чтобы было что показать в красивом видео-очерке. Под тем же Киевом все получилось не ахти. Эти союзные нам «оранжевые», похоже, вообще не контролируют ситуацию. В общем, с тамошними дивизионами еще придется возиться. Благо, это не наша с вами головная боль. Пусть Крым решает, у них там главная группировка.

— Если все-таки надумают и далее использовать наших новых друзей в Полтаве совсем по серьезному, тогда…

— Да знаю я, Барак! Но, опять же, покуда мы тут не прихлопнем местных смутьянов с комплексом «Бук», никто не соизволит делать из Донецка по-настоящему важную перевалочную базу или плацдарм для налетов. Так вот, поскольку с теми киевскими зенитчиками проблемы сохраняются, то нам надо первыми продемонстрировать всем захваченный «Бук», понятно? А то союзнички смотрят на нас косо. Я их, кстати, понимаю. Сделай это, подполковник! Мало того, Барак, что это приказ, но я еще и в долгу не останусь. Прочеши местность вокруг этого Славянска! Найди этих гадов!

— Может можно все-таки вертолет?

— Опять! — взвивается генерал. — В прошлый раз вы уже потеряли один «Ирокез». Забыли, что у всей нашей страны их всего-то двадцать штук? И один угробил ты, подполковник Рушето. Я запрещаю использовать геликоптеры. Хватит нам уже потерь.

— Но с поддержкой с воздуха было бы…

— У меня тут и так всего один. Если этот шайтан — «Бук» — ухлопает еще и его, тогда…

— Но, генерал! Вдруг мы обнаружим этих русских и свяжем их наземных боем? Может тогда? Дабы не ушли опять? — подполковник смотрит на начальника умоляюще.

— Если только так, тогда еще туда-сюда, — генерал-майор все еще в сомнении.

— Все понял, генерал Хайруллах-бей. Спасибо! — тут же использует возможность Рушето. — Да благословит вас Аллах, за щедрость и понимание солдатских нужд.

Если не прислушиваться к звукам и видеть только то, что перед глазами, то тогда вообще все «ок!». Травушка-муравушка разрослась не в меру. Ей тупоголовой — даже хуже, без мозгов — все до глубокой лампочки. Сдохнет этот расплодившийся вид млекопитающих — люди — или еще поживет — никакой разницы. А уж тем более различать, какое из их родо-племен будет топтать тут погосты в ближайшее время — российско-мовные или турко-говорящие подсемейства — так то уж совершенно по барабану; тем более кожу на тот барабан сдирают никак не с травы. Если смотреть отрешенно, не в конкретно лицевом исполнении спектакля, то за последние полторы недели (неужели все же не полтора месяца?! или даже года?!) ничего в мире не изменилось. Раньше он ходил трудить руки на завод, вечерком бегал к Тане (об этом не стоит в подробностях), рулил в киношку «им. Шевченко», в Малахитовый или Рубиновый зал, смотрел, как всякие крутые товарищи — «Брюс Виллис и Ко» — маникюрят физии всяким недобро мыслящим двуногим организмам. Сам он, вместе с Таней, располагал попу в мягком сиденье за тридцать гривен, скрипел ароматными чипсами между вычищенными перед свиданием зубами, во время пауз промеж взрывами, косил глазом в профиль Тани и тискал ее пальчики. Мир представлялся мягкой, гораздо мягче креслица, небольшой, но очень устойчивой капсулой, защищенной волшебным силовым полем от всяческих катаклизматических процессов во внешнем пространстве так хорошо, что даже вообще сводил их к полной и непрерывной дезинтеграции. Теперь осознается, что на самом деле, роль силового поля играли какие-то другие, совершенно неизвестные, и вроде как не существующие реально, люди. Живые, скромно прячущиеся вне полосы его внимания. Они, где-то там, недоспавши, ходили с собаками вдоль какой-то расчищенной полосы — стерегли границы, зарабатывали будущие тромбозы — выворачивая мир с помощью штурвала истребителя, созерцали локаторные развертки на индикаторах и что-то там подкручивали. Они берегли эту его скорлупу, не позволяли совсем уже далеким, вроде бы вовсе сказочным бармалеям сдуть с черепа хотя бы один волосок или тронуть ветринкой ресничку. Он конечно, по снобизму и общей пришибленности мозга, не кланялся им за это до земли, не говорил «спасибо» и не нес на их далекое дежурство тарелку с дымящимися чебуреками, и даже странно косился, когда один малознакомый, затесавшийся в компанию, предложил третий тост «за тех, кто в сапогах» (тот пришлый так и не прижился в компании, сгинул куда-то в сутолоке потребительского жития).